Читать книгу "Последний койот - Майкл Коннелли"

– Да, – жестко подтвердил Ирвинг. – В настоящее время вы считаетесь подозреваемым. А теперь помолчите, пока не будут соблюдены все условия для проведения официального допроса.

Босх прислонился лбом к стеклу машины и закрыл глаза.

– О Господи...

В этот момент он подумал, что ничем не лучше Брокмана, который довел старого полицейского Коннорса до самоубийства. В потаенных глубинах сознания он понимал, что виноват и вина его велика. Что именно произошло, он, конечно, не знал, но свою причастность признал безоговорочно.

Он убил Харви Паундса. И он же носил у себя в кармане его значок.

Босх оставался безучастным к тому, что вокруг него происходило. В Паркеровском центре его отконвоировали на шестой этаж и усадили на стул в примыкавшем к офису Ирвинга небольшом конференц-зале. Там он просидел полчаса в полном одиночестве, пока не вошли Брокман и Толивер. Брокман сел напротив Босха, а Толивер – справа от него. Поскольку дознание должно было проходить в конференц-зале, а не в комнате для допросов ОВР, не оставалось сомнений, что Ирвинг решил держать это дело под своим непосредственным контролем. Если бы выяснилось, что речь идет об убийстве одного копа другим, он приложил бы максимум усилий, чтобы это дело во всей своей неприглядности не стало достоянием общественности или по крайней мере как можно меньше отразилось на имидже ПУЛА. Ему хотелось избежать общественного скандала, который мог стать причиной массовых уличных беспорядков.

Хотя Босха продолжал мучить ужасный образ мертвого лейтенанта Паундса, он понимал, что ему самому угрожает большая опасность. Тогда он сказал себе, что нельзя прятаться в раковину и следует не отключаться от действительности, а держаться настороже. Человек, сидевший напротив, готовился повесить на него убийство Паундса, и Босх чувствовал, что, добиваясь своей цели, он не остановится ни перед чем. И в данном случае было мало проку в уверенности, что он, Босх, по крайней мере физически не убивал Паундса. Он должен был защитить себя от такого рода обвинений. И демонстрировать Брокману свои слабости и переживания было сейчас смерти подобно. И Босх решил держаться до последнего, все отрицать и доказать, что он ничуть не слабее духом и умом любого из находившихся в этой комнате мужчин. Откашлявшись, чтобы прочистить горло, он заговорил прежде, чем Брокман успел его о чем-либо спросить.

– Когда это случилось?

– Здесь я задаю вопросы.

– Я могу вам сэкономить время, Брокман. Скажите мне, когда это случилось, и я скажу, где был в это время. Я понимаю, почему меня записали в подозреваемые, и за это зла на вас не держу. Просто не хочу, чтобы этот фарс длился слишком долго.

– Вы что, Босх, совсем ничего не чувствуете? Ведь умер человек, с которым вы работали бок о бок!

Прежде чем ответить, Босх некоторое время смотрел на Брокмана.

– То, что я чувствую, роли не играет. Когда человека убивают, это уже само по себе плохо. Но горевать о Паундсе я не буду, и уж тем более не буду страдать по поводу того, что работать с ним мне больше не придется.

– А вы жестокосердный, – покачал головой Брокман. – У Паундса, между прочим, остались жена и ребенок, который учится в колледже.

– Возможно, они тоже не будут о нем горевать. Кто знает? Работать с Паундсом было сплошное наказание. Нет никаких причин считать, что в семейной жизни он был другим. Вот вы, Брокман, уверены, что ваша жена всегда думает о вас хорошо?

– Избавьте меня от ваших подковырок. Я на эти уловки поддаваться не собираюсь...

– Скажите, Брикмен, вы в Бога веруете?

Босх использовал прозвище «Брикмен», то есть «каменщик», которым Брокмана наградили в департаменте за свойственную ему методичность и скрупулезность в выстраивании обвинений против провинившихся полицейских.

– Это дело, Босх, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тому, во что или в кого я верю. Сейчас мы говорим о вас.

– Это правда, сейчас разговор обо мне. Поэтому позвольте мне сказать, что я обо всем этом думаю. Ну так вот, я не знаю, во что мне верить. Хотя прожил уже половину жизни, но так и не смог ответить себе на этот вопрос. Однако теоретически я склоняюсь к мысли, что каждый человек в этом мире обладает особой, только ему присущей энергетикой, которая и делает его конкретной неповторимой личностью. Так что все дело в энергетике. Когда же человек умирает, она переходит в какой-то другой мир, другое измерение. У Паундса была плохая энергетика, но она с его смертью куда-то ушла. Так что мне по поводу его кончины горевать не приходится. Я это к тому, чтобы вы понимали мои ощущения. Но мне лично любопытно, куда подевалась его плохая энергетика. Надеюсь, впрочем, что не перешла к вам, Брикмен. У вас и без того ее много.

Он подмигнул Брокману и испытал немалое удовольствие, подметив на лице этого непробиваемого человека из ОВР признаки овладевшего им смущения. Брокман пытался понять, что его подопечный хочет всем этим сказать, но, похоже, безрезультатно. Наконец он взял себя в руки и попытался вновь перехватить инициативу.

– Хватит нести всякую чушь, Босх. Скажите лучше, почему в прошлый четверг вы вступили в конфликт с Паундсом в его офисе. Вы ведь знали, что вам туда являться не положено.

– Тогда сложилась парадоксальная ситуация – прямо как в романе «Уловка-22». С одной стороны, мне действительно нельзя было приходить в офис, но, с другой стороны, мой начальник, то есть лейтенант Паундс, позвонил мне и приказал вернуть служебную машину. Заметьте, это все следствие его плохой энергетики. Я к тому времени уже находился в административном отпуске, но он не мог или не хотел оставить меня в покое. Кроме того, ему не терпелось забрать у меня машину. Вот я и привез ему ключи. Поскольку он мой начальник, я должен был выполнить его приказание, не так ли? Таким образом, поехать туда означало нарушить постановление управления, а не поехать – нарушить приказ вышестоящего начальника. Такие вот, Брикмен, дела...

– Почему вы ему угрожали?

– Я ему не угрожал.

– Между прочим, он написал на вас жалобу. В дополнение к официальному рапорту по поводу насилия, которое вы учинили над ним две недели назад.

– Да плевать я хотел на его жалобы. Повторяю: я ему не угрожал. Все дело в том, что этот парень был трусом и ему всюду мерещились угрозы. А угроза фактическая и надуманная – это большая разница.

Босх повернулся и взглянул на Толивера. Складывалось впечатление, что последний собирается играть в молчанку. Такая ему была отведена роль. Он просто сидел и смотрел на Босха, словно его лицо было экраном телевизора.

Босх оглядел конференц-зал и только сейчас заметил телефон, стоявший на банкетке слева от стола. Горевшая на нем зеленая лампочка свидетельствовала, что телефон находится в рабочем положении и допрос, возможно, записывается на пленку или транслируется по громкоговорящей связи прямо в офис Ирвинга.

– У нас есть свидетель, – заявил Брокман.