Читать книгу "Дом над Двиной - Евгения Фрезер"

Вскоре мы уже шли за окраиной города по грязной дороге. С одной ее стороны был пустырь, с другой — за колючей проволокой молоденький лесок из осинок, елей и тонких березок. У изгороди были ворота, на которых большими красными буквами надпись: «Вход запрещен».

Приблизившись к воротам, мы услышали позади шаги. Шла небольшая группа арестованных и охрана. Когда они догнали нас, мы сошли с дороги и пропустили их. Арестанты в штатской одежде, со смертельно бледными осунувшимися лицами, небритые, несли лопаты. Среди них выделялся парнишка с длинными, почти до плеч светлыми волосами. На нем был серый гимназический мундир. Он, вероятно, был старшеклассником. Они прошли мимо, не взглянув в нашу сторону, и исчезли за поворотом.

Мы продолжали наш путь к темному лесочку и разбрелись по нему, перекликаясь друг с другом. Невысокие кустики были сплошь покрыты ягодами. Неподалеку от меня Вера, что-то напевая, на коленках собирала ягоды в корзину. Нас окутывал сладкий запах ягод, влажной земли, травы и хвои.

Вдруг тишину нарушили далекие звуки выстрелов. Стайка испуганных птиц пролетела над головами и исчезла из вида. Удивленные, мы с Верой оглядывались по сторонам, прислушиваясь, но ничего больше не услышав, продолжили собирать ягоды.

Спустя некоторое время с полными корзинами мы шли обратно — опять мимо грубой изгороди, мимо странных ворот. Нас догнали те же солдаты, быстро шедшие строем. Арестованных с ними не было. Через плечо у каждого была перекинута свернутая в узел одежда, в том числе серый школьный мундир.

Мы больше никогда не ходили по той дороге мимо тех ворот с угрожающей надписью, никогда больше не бывали в этом страшном месте.

Когда мы по своей Олонецкой улице подходили к дому, впереди нас медленно шла наша мама. Гермоша и я поспешили к ней, и когда она повернулась к нам, мы увидели, что она расстроена и только что плакала. Утром она встретила одного офицера с ледокола «Канада», который сказал ей, что Мейзи Джордан погибла. Она умерла, объяснил он, от тифа в Петрограде. Он также сообщил, что Билли Джордан бежал и теперь, наверное, в Англии.

Мы не могли понять этой жуткой истории. Мейзи, такая молодая, ей всего двадцать три, красивая, полная жизни, — и мертва? Офицер не знал никаких подробностей. Неделю-две спустя к нам зашла пожилая дама и представилась как Александра Андреевна Анкирова. Мадам Анкирова была матерью той девушки, что вышла замуж за любезного датчанина. Все у них вышло по намеченному плану. Прибыв в Норвегию, они расстались. Мария поехала во Францию, где ее встретил жених. Они обвенчались по русскому православному обряду и теперь благополучно устраивали свою семейную жизнь.

Мадам Анкирова, желавшая выехать к дочери, как и мы, ждала разрешения покинуть Россию. Она пришла к нам с предложением ехать вместе, чтобы в случае необходимости помочь друг другу. Мама, конечно, с готовностью согласилась.

Александра Андреевна принадлежала к семье, когда-то владевшей рыболовными судами, занимавшейся рыболовецким промыслом. Ее брат, уже не являясь владельцем, тем не менее работал по найму у нового правительства. От него мадам Анкирова получила из Мурманска письмо, в котором он описывал, что произошло, когда трое путешественников сели на корабль, идущий в Норвегию.

В день отхода судна их сначала повели в таможню, охраняемую солдатами, где их тщательно обыскали, багаж вынули из чемоданов и каждый предмет проверили. Когда наступила очередь Мейзи и открыли ее чемоданы, нашли письма, которые она везла в Англию. Ее арестовали и увели на допрос. Все ее объяснения, апелляция датчанина ни к чему не привели. По какой-то причине ее увезли в Петроград.

Молодая пара в последний раз видела Мейзи, когда ее уводили, горько плачущую, взывающую к ним: «Я знаю, что больше не увижу Йоркшир».

Мейзи была молода, вероятно, легкомысленна, но шпионкой она никогда не была. Что-то в рассказе о ее гибели не очень понятно. Конечно, по всей России, разодранной войной, бродили всякие болезни, особенно тиф. Мейзи, конечно, могла подхватить инфекцию, но что скрывалось за ее перевозкой в Петроград? Не странно ли, что, прибыв туда, она заболела и умерла?

Лишь те, кто знал и в тот период эту молоденькую женщину, мог бы ответить на подобные вопросы.

Наконец пришло письмо из Финляндии. От тети Ольги потрясающие новости. Дядя Оскар простудился в Петрограде и умер. Две младшие дочери, которых он брал в поездку, остались одни на произвол судьбы. Злата, которой было четырнадцать лет, пыталась перейти границу и вернуться в Финляндию, но ее схватили и бросили в тюрьму. Ариадна нашла работу сиделки в санитарном поезде и дважды едва избежала смерти, когда поезд на станциях захватывали то большевики, то белогвардейцы, и каждый раз ее обвиняли в шпионаже в пользу другой стороны. Но в конце концов ей удалось вернуться под защиту своего дома в Финляндии.

Оставшись вдовой, тетя Ольга тут же вышла замуж за генерала Хьялмара Валинквиста, который служил в полиции при царском режиме, но, будучи финном, сохранил свой пост и при новом правительстве. Генерал был старым другом ее семьи. Через должное время тетя Ольга родила девятую дочь, которую окрестила Ниной. В это же богатое событиями время моя прелестная кузина Милица, старшая дочь тети Ольги, развелась с Володей Пастернаком и тоже вступила во второй брак.

Прочтя письмо и обсудив все обстоятельства, наша семья пришла к выводу, что тетя Ольга неплохо устроила свою жизнь.

Теперь трудно представить себе, как быстро тогда все менялось к худшему, как некомпетентны были те, кто управлял всем. Люди жили на грани голода, страдая от цинги и дистрофии. Рубль непрерывно падал в цене, на него уже ничего нельзя было купить. Сбережения, вклады, страховки пропали, и тот, кто всю жизнь работал и копил деньги, остался нищим. Билеты в кино, на трамвай, куда угодно сочли ненужной тратой бумаги, и они канули в прошлое. Марки на письма стали не нужны. Люди просто опускали письмо в почтовый ящик, надеясь, что оно когда-нибудь дойдет до адресата.

Приближалась осень, а с ней подступал страх перед зимой с ее морозами и трудностями. В лесном краю, величайшем во всей России, где без дерева немыслима жизнь, по какой-то причине запретили продавать древесину. Но, как и в прежние лета, по реке мимо нашего дома медленно проплывали плоты, направляясь к лесопилкам. За ними шлейфом тянулись отдельные бревна, «отбившиеся» от плотов. Часть из них выбрасывало на берег, и люди подбирали их.

В это трудное, но прибыльное дело наша олонецкая компания включилась со всем пылом. Сначала мы собирали всякую мелкую щепу, но потом, вылавливая в воде ускользавшие бревна, мы поняли, что нужны веревки. Неподалеку, в саду давно покинутого дома, стоял майский шест с веревками. Мальчики в отсутствие сторожа отправились в сад, взобрались на шест и сняли веревки. Мы вытаскивали бревна из воды, поднимали их на каменистый берег. Потом волокли по мостовой во двор, где пилили и делили между собой. Но вода становилась все холоднее, а наша работа — невозможной. В яхт-клубе, рядом, в сарае лежали весельные лодки. Мы «одолжили» одну из них, и теперь нам удавалось самим подгонять бревна к берегу.