Читать книгу "Иван Грозный - Казимир Валишевский"

В новгородской летописи упоминается некий Субота Осетр, который сначала обругал и избил дьяка Даниила Бартенева, а потом спустил на него медведя с цепи. Медведь бежал за ним до самого приказа и привел в ужас целую толпу приказных, из которых многие попали в лапы разъяренного зверя. После этого случая медведя и его хозяина признали годными для царской службы. Они немедленно были отправлены в Александровскую слободу с целой ватагой скоморохов.

В слободе видную роль играли ручные и дикие медведи. Их заставляли представлять смешные сцены. С их помощью мистифицировали посетителей и пугали их. Часто травили ими не только собак, но и людей. Быть может, Горсей и не заслуживает полного доверия. Он рассказывает об одном ужасном случае, когда семь тучных монахов были обвинены в мятеже и приговорены к борьбе с шестью медведями. Они растерзали пятерых монахов, и только шестой одолел своего противника. Гуаньино рассказывает, что, когда замерзала река и на льду собирался народ для гуляний, царь имел привычку выпускать на мирную толпу нескольких своих медведей. Единичный факт такого рода мог иметь место. Но своеобразная привычка царя могла помешать народу гулять на реке. В этом случае, как во многих других, летопись, очевидно, несколько преувеличила. Она подчеркнула особенности, которые принадлежали общим нравам той эпохи. Бой с медведями в то время считался обычным и любимым развлечением народа.

Помимо всяких легенд, Александровская слобода оставила воспоминания, довольно оскорбительные для нравственности. Молитвенные обряды там сменялись пирами, превращавшимися в оргии. В жизни Грозного женщина всегда занимала видное место. Вполне возможно, что даже опричники служили для удовлетворения таких наклонностей и вкусов его страстной и неумеренной природы, которых, по-видимому, не могли ослабить в нем ни старость, ни болезни. Возможно, что этот привычный разврат принимал иногда самые отвратительные и жестокие формы. Мы допускаем, что летописцы давали большой простор своей фантазии, изображая, например, как Скуратовы и Басмановы в исступлении садизма заставляли крестьянских девушек голыми гоняться за курами и пронзали их стрелами… Впрочем, в то время даже настоящие монастыри часто походили на вертепы разврата. Нетрудно представить, что происходило у александровских «иноков». Сам игумен – царь – мог служить живым примером разврата. Он успел удалить от себя трех или четырех жен. Со смерти Анастасии семейная жизнь его не была добродетельна. Однако как же согласовать эту распущенность царя с его постоянным стремлением вступать в новые брачные союзы? По-видимому, это совершенно противоречит расхожим легендам о целых толпах женщин, будто бы приводимых в Александровскую слободу, или о гареме, повсюду сопровождавшем царя в его поездках. Иван был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов. Если он и стремился обладать женщиной, то только как законный муж. Поэтому он часто комично прикрывал свои вожделения обрядом церковного брака.

III. Семейная жизнь Ивана

Второй раз Иван женился в 1561 году на полудикой черкешенке Темрюковне, названной при крещении Марией. Умерла она в 1569 году. О ней ходила молва, что она не только распущенная, но и жестокая. Через два года после ее смерти Иван избрал себе в жены дочь простого новгородского купца Марфу Васильевну Собакину. Она прожила после свадьбы всего лишь две недели. Царь уверял, что ее отравили раньше, чем она стала его женой, то есть умерла девственницей. Этим царь хотел оправдать свое намерение вступить в четвертый брак, о котором он стал думать немедленно после смерти Марфы.

Церковные правила препятствовали царю осуществить его намерение. Он стал доказывать необходимость для себя нового союза, утверждая, что у него отравили одну за другой три жены, и говорил, что после смерти второй супруги он уже был готов сам уйти в монастырь. Только заботы о воспитании детей и о своем государстве, где он должен был, по его словам, «защищать веру христианскую», удержали и теперь удерживают его в мире. Он должен избрать себе подругу, чтобы «избежать греха». Церковь уступила настоятельным просьбам царя. Она только наложила эпитимии на этого неукротимого жениха. В 1572 году он повел к алтарю дочь одного из своих придворных вельмож, Анну Колтовскую, но через три года заточил ее в монастырь. Предлогом к этому послужило предъявленное царице обвинение в заговоре против царя. Развод сопровождался рядом казней, истребивших родных царицы. Анна прожила в Тихвине до 1626 года под именем инокини Дарьи.

После этого царь приблизил одну за другой двух наложниц – Анну Васильчикову и Василису Мелентьеву. Обе признавались его супругами, хотя для сожительства с ними он испросил разрешение только у своего духовника, понимавшего, очевидно, что для такого человека, как Иван, нужны особые правила. О наложницах царя ходило немало легенд. Их судьба вдохновила многих поэтов и романистов. В известной драме «Василиса Мелентьева» А. Н. Островский выводит обеих героинь и противопоставляет их друг другу. Он изображает их соперницами из-за сердца Грозного. Может быть, здесь много фантастического, но автор живо воскрешает то время, в котором жили и страдали эти женщины. Автор делает Василису служанкой Анны, которая с ужасом видит, что соперница скоро займет ее место в сердце царя, и говорит ей:

Мне страшно здесь, мне душно, неприветно Душе моей; и царь со мной неласков, И слуги смотрят исподлобья. Слышны Издалека мне царские потехи, Веселья шум, – на миг дворец унылый И песнями и смехом огласится; Потом опять глухая тишь, как будто Все вымерло, лишь только по углам, По терему о казнях шепчут. Нечем Души согреть. Жена царю по плоти, По сердцу я чужая. Он мне страшен! Он страшен мне и гневный, и веселый, В кругу своих потешников развратных, За срамными речами и делами. Любви его не знаю я, ни разу Не подарил он часом дорогим Жену свою, про горе или радость Ни разу он не спрашивал. Как зверь, Ласкается ко мне без слов любовных, А что в душе моей, того не спросит.

Быть может, Островский близок к действительности и тогда, когда изображает Ивана наедине с Василисой уже после того, как она формально была приближена к царю. Грозный уже пресытился и хочет ее бросить. Василиса удерживает его. Ей страшно. Она говорит о мертвецах, стоящих между ними. Ее ужас передается царю. Василиса просит развлечь ее. Царь отвечает, что он здесь не для забавы. Она зябнет. Иван уже держит в руке кинжал, готовый поразить ее, но по ее знаку снимает с себя кафтан и кутает ей ноги. Василиса хочет, чтобы Иван назвал ее царицей. Тот возмущается: «Какая ты царица? Разве я венчался с тобой, возлагал на твою голову корону?» Но она отвечает: «Зачем ты споришь с глупой женщиной? Плюнь на нее и делай то, что она хочет». Грозный и на этот раз покоряется. Она заснула. Уверенный, что она больше не слышит его, он начинает говорить ей о своей любви. Он, отваживавшийся на всё, не смел ей раньше этого сказать.