Читать книгу "Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда - Ручир Шарма"

Если ваш отец воевал на стороне проигравших, то есть Южного Вьетнама, у вас мало шансов занять высокий пост в правительстве страны. Наивысшая должность, до которой когда-либо дорастал государственный чиновник из Хошимина (раньше Сайгон, столица Южного Вьетнама во время войны) в политбюро правящей коммунистической партии, идет только под шестым номером. Сегодня ее занимает экономист Ле Тхань Хай, и его карьерный успех явно свидетельствует о том, что предубеждение в отношении Юга в стране слабнет, но для его окончательного исчезновения потребуется еще некоторое время.

В сущности, в последние годы Вьетнам инвестировал в образование больше Китая, но львиная доля денег шла на начальную и среднюю школу. Если в Китае сегодня начали появляться университеты мирового уровня, то высшее образование Вьетнама остается на уровне средневековья. Иностранные компании все больше разочаровывает недостаток квалифицированной рабочей силы, и они все чаще обращают свой взор на другие страны, в частности на Таиланд и Индонезию. В 2010 году Intel открыла в Хошимине завод, который обошелся ей в 1 миллиард долларов, но произошло это с задержкой на целый год, прежде всего из-за отвратительного качества работы местных строителей-подрядчиков, приведшего к обрушению части крыши здания. Далее, по проекту на заводе должно было работать 4 тысячи человек, но тесты на знание базового английского языка и наличие технических навыков дали такие слабые результаты, что из первых 1 200 кандидатов на работу взяли всего четырех. Компании пришлось самой организовать обучение новых сотрудников на месте, но штат предприятия и сегодня не укомплектован, и, вполне вероятно, в полную силу завод начнет работать не раньше 2016 года.

Честно говоря, вряд ли в мире найдется хоть одна страна с уровнем дохода на душу населения 1100 долларов, способная предложить рабочую силу, которая будет готова производить компьютерные чипы, хотя прежде не выпускала ничего сложнее обуви и одежды. К несчастью, Вьетнам пытается прыгнуть слишком быстро и слишком высоко, и, к сожалению, многие сторонние «доброжелатели» изо всех сил поощряют его к этому. В настоящий момент экономика этой страны, нацелившейся на темпы роста хотя бы на одну процентную точку выше, чем в Китае, растет на три-четыре процента медленнее, примерно на 5 процентов в год. Приток иностранного капитала в страну резко уменьшился и, скорее всего, не вернется на прежний высокий уровень до тех пор, пока авторитарные лидеры Вьетнама не научатся как следует управлять административно-командной экономической системой страны.

Самый быстрый миллиард?

Чаще всего основания для оптимизма в отношении четвертого мира можно найти в странах Африки. По сути, сейчас этот континент пользуется такой сумасшедшей популярностью, что экономисты из Йоханнесбурга начали жаловаться на иностранных инвесторов, в один голос твердящих об «африканских возможностях», которые предлагает здешнее «миллиардное население» и «рынок в 1,7 триллиона долларов». То есть экономика всего африканского континента. А еще иностранные инвесторы любят говорить о том, что африканская экономика в 1,7 триллиона долларов приблизительно сопоставима с индийской, бразильской или российской – как будто Африка не континент, а одна страна.

Однако в том, чтобы говорить об Африке как об одном целом, не больше смысла, нежели в том, чтобы ссылаться как на одно целое на БРИКС (популярная ныне аббревиатура экономического альянса пяти крупных формирующихся рынков: Бразилии, России, Индии, Китая и ЮАР). Проблема тут очевидна, ведь экономика Бразилии имеет очень мало общего с Китаем, экономика Индии совсем не похожа на экономику Южной Африки, а все пятьдесят четыре страны африканского континента существенно отличаются друг от друга.

Повальное увлечение всевозможными аббревиатурами, альянсами и объединениями – отличный способ безвозвратно потерять деньги. И африканские страны, возможно, даже больше, чем крупные формирующиеся рынки, следует рассматривать как отдельные, самостоятельные единицы или, в крайнем случае, как кластеры. Начнем хотя бы с того, что на четыре крупнейшие страны континента (ЮАР, Нигерию, Египет и Алжир) приходится более 1 триллиона из 1,7 триллиона долларов общего африканского рынка. Большинство же остальных государств очень малы (на экономику тридцати восьми из них приходится в сумме менее 20 миллиардов долларов) и совершенно разобщены. По сути, их объединяет только одна общая характеристика: они почти все полностью зависят от экспорта сырья, что, с учетом грядущего замедления темпов экономического роста их основного потребителя Китая, делает их крайне уязвимыми. И все же этот континент действительно полон сюрпризов.

В 2010 году индийский телекоммуникационный магнат Сунил Бхарти Миттал заплатил 9 миллиардов долларов за сеть мобильной связи, охватывающую шестнадцать африканских стран. Когда Миттал еще только планировал выходить на рынок Африки, все предупреждали его о страшной коррупции в этом регионе. Но теперь, два года спустя, магнат утверждает, что пока не дал здесь ни одной взятки, а только делал пожертвования для местных школ, клиник и футбольных команд. «Никто ни разу не просил у меня никаких денег, – говорит Миттал. – Это потрясающе».

Магнат вспоминает, как однажды ехал мимо роящихся толп и бедных магазинчиков Киншасы на встречу с президентом Демократической Республики Конго Лораном Кабилой. Дорога заняла у него много часов: сначала пришлось помотаться по городу, так как Кабила, опасаясь убийства политическими противниками, постоянно переезжает с места на место. Когда же они наконец встретились, оказалось, что Кабила простой и искренний человек, одержимый одной идеей – привлечь в свою грязную, бедную страну с населением в 80 миллионов человек, одну из самых густонаселенных, но при этом самых отдаленных стран африканского континента, как можно больше бизнесменов из Индии. Несмотря на огромные природные богатства Конго – бриллианты, золото, «земля, настолько плодородная, что достаточно просто швырнуть в нее семена, и они дадут урожай», – иностранцы едут сюда крайне неохотно. «Привезите к нам индийских бизнесменов, – сказал Кабила Митталу. – Мы отдадим вам все земли, которые вы выберете». Миттала глубоко потряс огромный потенциал, скрытый в Конго, но, чтобы раскрыть его, президенту Кабиле надо решить одну очень трудную задачу: никто не придет на этот рынок, пока в стране не построят дороги, но дороги построить невозможно, пока никто не пришел на рынок.

В 1980-х и 1990-х годах будущее Африки казалось таким беспросветным, что никто не мог разглядеть в нем хоть каплю позитивного. В период между 1960-ми и 1990-ми политические выборы считались тут большой редкостью, и в них почти никогда не участвовали новые лица: за все это время только один африканский лидер потерпел на выборах поражение. В 1990 году во всех, за исключением пяти, африканских странах правили диктаторы, но уже в следующем году с победы оппозиционного кандидата на выборах президента в Бенине впервые с 1970 года поднялась волна перемен. К 2009 году неправительственная организация Freedom House включила в рейтинг свободных или частично свободных стран тридцать три африканских государства, хотя в предыдущем десятилетии в этот список входило всего девятнадцать стран из Африки. Верховенство закона возобладало над властью диктаторов. Традиционные африканские правители-силовики вроде кенийского Даниэля арапа Мои и нигерийского Олусегуна Обасанджо фактически были отстранены от власти в результате введения новых правил, ограничивающих сроки президентских полномочий. И хотя, согласно описанному выше правилу «50/50», между правильной политикой и экономическим ростом страны прямой связи нет, судя по всему, в данном случае Африке удалось вырваться из порочного круга коррупции и государственных переворотов именно благодаря демократическим выборам.