Читать книгу "Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов"

Времени на раздумье было немного. Мензис созвал экстренное заседание кабинета министров, на котором было решено сделать все возможное во время дозаправки самолета в Дарвине, чтобы предоставить Петровой возможность свободного выбора. По сути установка была дана на то, чтобы правдами и неправдами забрать к себе женщину. Любой иной вариант бил по престижу правительства. Премьер-министр дал указание АСИО и исполняющему обязанности главы администрации Северной территории Р. Лейдену выйти с Петровой на прямой контакт.

Проблема заключалась в том, что ни Владимир Петров, ни сотрудники АСИО не были уверены, что Евдокия склонна к тому, чтобы отказаться от возвращения на родину. Значит, следовало ее убедить в необходимости этого в течение тех нескольких часов, которые длился полет в Дарвин. Нелегкая задача, учитывая, что женщина летела в обществе дипкурьеров и Кислицына.

В Сиднее в самолет посадили специального агента. Мензис потом делился с прессой: «Я немедленно дал указание руководству службы безопасности, чтобы с командой самолета, в котором уже следовал один агент, согласно заранее принятым нашим мерам, поддерживалась связь во время полета, и просил выяснить у г-жи Петровой… не хочет ли она остаться в Австралии». Однако агенту было практически невозможно вступить с ней в контакт. Это сделали за него бортпроводница и командир экипажа капитан Дэвис.

Директор АСИО направил Дэвису радиограмму с просьбой выяснить:

Каково физическое состояние Петровой? Ей страшно? Она дала понять, что желает остаться в Австралии?

Евдокия сидела, откинувшись на спинку кресла, с бледным лицом и отрешенным видом. Перед взлетом разрыдалась. Макияж был смазан, на лице блестели капли пота. Она обратилась к стюардессе, попросив разрешения закурить. Получив отказ, все-таки зажгла сигарету, и никто из членов экипажа не сделал попытки напомнить ей, что курение на борту запрещено.

Рядом с Петровой сидел Кислицын, а дипкурьеры расположились позади. Она на время успокоилась и сосредоточенно смотрела в иллюминатор, как самолет набирал высоту над мигающими огнями Сиднея. Затем снова стала плакать. Несколько раз брала в руки вечерние газеты, через которые Петров обращался к ней с призывом остаться в Австралии. Читала минуту или две, затем откладывала в сторону и погружалась в раздумья.

Дэвис вспоминал:

«Она могла связаться с нами, только проходя в туалетную комнату, это был ее единственный шанс, и я попросил стюардессу дать мне знать, если она предпримет такую попытку. Я сказал не давить на нее, а помочь любым способом.

…Когда она пошла в туалет в одних чулках, стюардесса последовала за ней и предложила свою пару обуви. Петрова с благодарностью приняла эту помощь. Затем стюардесса спросила, не хочет ли она что-то сказать. Миссис Петрова сказала примерно следующее: „Что я могу? Я уже две недели не спала. Меня все время охраняют и допрашивают. Я хочу увидеть мужа. Я не знаю, что делать. Что я могу? Мне страшно. Эти два курьера вооружены и я ничего не могу сделать“».

По словам Дэвиса, она призналась, что думает, будто ее муж арестован. Перед тем, как вернуться на свое место, Петрова сказала: «Я бы хотела остаться – решайте сами».

Это сообщение было тут же доведено до сведения летевшего на самолете сотрудника АСИО и передано по радиосвязи в Дарвин. На вопросы Спрая были даны ответы: Петрова очень устала. Она напугана и хочет остаться в Австралии.

«Чего она боится? Ее желание остаться было сформулировано как ответ на вопрос или этот вывод сделан в результате наблюдения за ней?» – уточнял Спрай. «Она боится вооруженных охранников, – сказал Дэвис. – Ее просьба остаться прозвучала в ответ на прямой вопрос».

Этот эпизод получил название «туалетной дипломатии»[488] и явился основанием для последующих действий австралийских спецслужб по «освобождению» Петровой. Сколько-нибудь четкими и ясными заявлениями и просьбами с ее стороны о том, что она хочет остаться в Австралии и рассчитывает на предоставление ей политического убежища, АСИО по-прежнему не располагала. Под эту категорию трудно было подверстать «сигнал из туалетной комнаты», дошедший до властей через летчиков, который теоретически мог быть искажен. Женщина по-прежнему находилась в состоянии смятения и мучительных колебаний, и если бы ей предоставили возможность принять решение в спокойной обстановке (встреча и беседа с супругом явилась бы обязательным условием), неизвестно, какой бы характер оно приняло. Но советская сторона не была настроена на такую цивилизованную развязку, и австралийцы тоже пошли напролом. При этом меньше всего учитывались интересы Евдокии Петровой. Она стала разменной фигурой в очередном раунде политической игры.

АСИО разработала план, состоявший из двух частей. Первая заключалась в «быстрой изоляция г-жи Петровой от двух курьеров, когда она сходила с самолета». При этом предполагалось разоружить Жаркова и Карпинского, поскольку согласно австралийскому закону о воздушном сообщении пассажирам запрещалось иметь при себе оружие в самолетах, находившихся в воздушном пространстве страны. Вторая часть плана предусматривала психологическую обработку Петровой, а также Кислицына Лейденом и сотрудниками службы безопасности.

В начале шестого утра «констеллейшен» сел в Дарвине. Дипкурьеры отказывались покидать самолет, но представители властей заставили их подчиниться под тем предлогом, что пассажиры во время дозаправки не имеют права находиться на борту. На тармаке дипкурьеров и Петрову поджидали Лейден, руководители местной полиции, советник по вопросам юстиции в администрации Северной территории Эдмундс, сотрудники АСИО и десяток констеблей.

Жаркова и Карпинского «отсекли» от Петровой, с которой начал беседовать Лейден. Эдмундс потребовал от Карпинского сказать, есть ли у него оружие. Дипкурьер оттолкнул австралийца. После этого на него набросился сержант полиции Райалл и обезоружил. Жарков сдал пистолет без сопротивления. Пистолеты были одинаковые: «вальтеры» 32 калибра.

Фотография сержанта, заламывающего руки Карпинскому, как и снимок Евдокии в одной туфельке, обошел все новостные издания.

Лейден представился Петровой, сказал, что ее муж жив, находится под защитой властей и ждет, что она присоединится к нему. Затем заявил, что он уполномочен правительством выяснить, не хочет ли она попросить политического убежища в Австралии. Евдокия застонала: «Я не знаю, не знаю». Потом сказала, что «не может выбирать», потому что боится за своих родных и будет лучше, если ей дадут яду и она отравится. Лейден сказал, что он пришел не для того, чтобы давать яд, а чтобы узнать о ее намерениях.

В ответ Петрова попросила, чтобы ее увели силой, тогда она ни за что не будет нести ответственность и ее родственники не пострадают. «Почему вы не сделали этого в Сиднее? – спрашивала она. – Это было бы так легко». Смысл был ясен. Обстановка на аэродроме Маскот в большей степени соответствовала бы версии о том, что ее увели силой. В Дарвине не было разбушевавшейся толпы, всего лишь группа официальных лиц и полицейских, которые, если не считать мер по «нейтрализации» дипкурьеров, вели себя корректно и не оказывали ни на кого грубого давления. Если Евдокия решит остаться в Австралии, то для всех станет очевидным, что ее никто не принуждал. В любом случае имитация «захвата» или «похищения» не устраивала австралийские власти, которые могли действовать лишь на основании просьбы Петровой. В этой ситуации она продолжала колебаться и беспрестанно повторяла, что не знает, как будет жить в Австралии, что хочет увидеть своего мужа и если он придет, то все будет хорошо[489].