Читать книгу "Обитель теней - Филип Гуден"

— Ну, я бы подождал, — возразил Хэй, бросая на Йорка предостерегающий взгляд, в то время как Стратт с Парром неловко переглянулись, — подождал бы, пока мы не познакомимся получше.

— Ему можно доверять, — сказал Йорк. Страх сделал его разговорчивым. — Он ненавидит правительство, ведь герцог Бэкингемский обесчестил его любимую сестру.

— И вы, кажется, поклялись проткнуть его насквозь за это оскорбление, — обратился к Чалонеру Парр. — Не так ли?

— Я ненавижу правительство, потому что сражался за Кромвеля во всех войнах, — продолжал Йорк, не дав Чалонеру ответить. — И остался республиканцем, хоть и служу теперь в роялистском флоте. А вот у Хэя — финансовый интерес. Он владелец всех речных причалов Бермондси, и ему не нравится введенное правительством повышение налогов.

— Через мои руки проходит множество заграничного товара, — осторожно пояснил Хэй, и нотка гордости прокралась в его голос. — Больше, чем у кого-либо из столичных купцов.

— Причалы размешаются на южном берегу, а значит, ему приходится платить добавочный взнос за переправку товара на северный, — продолжал Йорк. — Два налога: первый — за выгрузку в Бермондси, и второй — за перевозку товара на другой берег, в город.

— Несправедливо, — заметил Чалонер, — но правительство всегда жадно до чужих денег.

Сухие манеры Хэя чуть смягчились при этих словах.

— Чистая правда!

— По словам Йорка, на вашем корабле две пушки, Гарсфилд, — с живостью заговорил пастор Парр. — А из-за нынешних неладов с Голландией вы держите их заряженными.

— Не всегда, — отвечал Чалонер, подозревавший, что в некоторых ситуациях это было бы неудобно или незаконно. Не пытается ли Парр подловить его? — Смотря по обстоятельствам.

— Сколько пороха вы смогли бы заполучить в любой момент? — спросил Стратт.

— Стратт был судовым экономом, пока ему не пришлось заняться другими делами из-за разногласий с капитаном, — заметил Хэй Чалонеру, объясняя его вопрос. — Теперь он работает на меня. И он, и Парр хорошо разбираются в кораблях и вооружении.

Получив это предупреждение, Чалонер предпочел уклониться от ответа, который в случае ошибки мог возбудить подозрения.

— Разумно ли вести разговор здесь? — многозначительно произнес он. — Маргарет говорила, что вы обычно собираетесь в погребе, чтобы вас не подслушали?

— Верно, — согласился Стратт, поспешно оглядевшись. При этом быстром настороженном движении он стал похож на хорька. — Здесь не место толковать об огневом зелье. Отложим на потом, когда вокруг будут доверенные люди.

— Нас около тридцати — все единомышленники, — сказал пастор Парр Чалонеру, заговорщицки понизив голос. — Собираясь в погребе, мы прячем лица под капюшонами. Очень простая система: вы никого не узнаете, но и вас никто не узнает.

— Как пожелаете, — кивнул Чалонер, гадая, как же ему в таком случае узнать имена, или хотя бы приметы заговорщиков. — Но мне скрывать нечего.

— Каждому есть, что скрывать, — сказал Стратт. — Никто не безгрешен.

— Вы — уж точно нет, — с неприязнью вставил Йорк. — Браун так и не сумел доказать, что провиант, предназначенный для нашего корабля, украден вами, но никто не сомневался, что это ваша вина.

Жирное личико Стратта застыло в очень неприятной гримасе.

— Совет флота иного мнения: рассмотрев мое дело, они признали меня невиновным, хоть я все равно списался с «Розового куста». Браун был скотом, немногим лучше служивших под его командой мерзавцев, и я рад, что мне больше не приходится иметь с ними дела.

— Он был моим другом, — холодно произнес Йорк.

Стратт бросил на него загадочный взгляд:

— Я знаю.

Хэй с помощниками устроили перед собранием легкий ужин из хлеба и пирогов и пригласили Чалонера с Йорком разделить с ними трапезу. Чалонер замялся, опасаясь новых расспросов о своем несуществующем корабле. Рано или поздно его невежество в морском деле должно было выйти наружу. Однако он не мог вторично сослаться на усталость. Ничего не оставалось, как присоединиться к остальным в облупленной комнате, сходившей в Бермондси за парадную столовую. Маргарет также почтила их своим присутствием, неохотно расставшись с трубкой ради еды. Когда ужин был уже наполовину съеден, в комнату разболтанной походкой ввалился небрежно одетый мужчина и тут же шлепнулся на скамью.

— Ну и жара! — буркнул он, протягивая руку к винному кувшину. — На мне можно яичницу жарить!

— Мой внук, — представила Маргарет, неодобрительно разглядывая прибывшего. — За то, что вы сегодня здесь, можете поблагодарить его, потому что, не проиграй он нашего состояния, я никогда не пала бы так низко.

— Ты и сама немало растратила, — огрызнулся Кастелл, осушив кубок и тут же налив себе снова. — Ты сама любила нарядные платья, красавчиков мужчин и веселье, так что нечего во всем винить меня!

Маргарет хихикнула.

— Ну что ж, пока это было, было недурно. Есть у кого табак? Мой опять весь вышел.

— Табак — дьявольское зелье, — мрачно провозгласил пастор Парр. — И те, кто касается его, подвергают опасности свою бессмертную душу.

Его черное одеяние свободно болталось на иссохшем теле, напоминая о суровом самоотречении и постах. Чалонер отметил, что даже друзья находят его мрачное благочестие несколько утомительным, и заподозрил, что пуританина не часто приглашают на вечеринки.

— Мою бессмертную душу дьявол заполучил давным-давно, — отмахнулась Маргарет, — и доброй ему удачи.

— Она ему пригодится, — пробормотал Йорк, протягивая ей кисет.

Хотя за ужином он пил немного, но еще далеко не протрезвел, и Чалонер искренне надеялся, что спьяну его сообщник не скажет и не сделает ничего такого, что выдало бы их.

— Видел сегодня вдову Браун, — обронил Стратт, бросив на Йорка презрительный взгляд, проверяя, возьмет ли тот наживку. — Муж, верно, немного ей оставил. Пока он был жив, она не показывалась в таких лохмотьях. Видели бы вы ее воротник!

— Я слышал, его смерть пришлась на неудачное время, — вмешался Хэй, опередив Йорка с ответом. — Как видно, он вложил все, что имел, в особый груз, который должен был доставить на «Розовом кусте», и после его кончины семья осталась без гроша.

— Какая жалость, — пробормотал Стратт, сияя улыбкой. — Впрочем, Браун погубил меня своим обвинением, так что в моем сердце не найдется жалости к нему.

— Господь не одобряет мстительности, — заявил пастор Парр, — если только месть не справедлива.

— А кто решает, что справедливо? — ехидно спросил Чалонер.

— Верные слуги Господа, — надменно пояснил пастор. — Такие, как я. На свое несчастье я столкнулся с мерзостью Брауна, пытаясь проповедовать благую весть его команде. Он велел бросить меня в воду. Он был жестокий негодяй, и Господь наказал его жестокой смертью.