Читать книгу "Петр Великий. Прощание с Московией - Роберт К. Масси"

Вильгельм пригласил его и в парламент. Не желая, чтобы на него глазели, Петр избрал своим наблюдательным пунктом окошко верхней галереи и оттуда созерцал короля на троне в окружении английских пэров, восседавших на скамьях. Этот эпизод вызвал шутку какого-то неизвестного очевидца, обошедшую весь Лондон: «Сегодня я видел редчайшее зрелище на свете: одного монарха на троне, а другого на крыше».

Петр прослушал дебаты при помощи переводчика, после чего объявил своим русским спутникам, что, хотя считает неприемлемым ограничение монаршей власти парламентами, все-таки «весело услышать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан!». На том заседании, где присутствовал Петр, Вильгельм давал формальную королевскую санкцию нескольким биллям, в том числе и биллю о поземельном налоге, который должен был, по предварительным оценкам, принести казне полтора миллиона фунтов. Когда Петр выразил удивление тем, что парламент может собрать так много денег, проведя один-единственный законопроект, ему сказали, что годом раньше парламент принял билль, давший в три раза больше.

Чем ближе к концу подходило пребывание Петра в Лондоне, тем больше к нему здесь привыкали. Имперский посол Хоффман писал своему повелителю в Вену: «Здешний двор весьма доволен Петром, потому что теперь он не так нелюдим, как в начале. Его упрекают лишь в некоторой скупости, ибо щедрости он ни в коей мере не проявил. Он все время здесь проходил в матросской одежде. Посмотрим, в каком наряде он предстанет перед Вашим Императорским Величеством. Он очень редко виделся с королем, так как не желал изменять свой образ жизни, при котором он обедает в одиннадцать часов утра, ужинает в семь вечера, рано ложится спать и встает в четыре часа, чем крайне изумляет тех англичан, которые водят с ним компанию. Говорят, будто он намерен цивилизовать своих подданных на манер других народов. Но из всего его поведения здесь можно лишь заключить, что он собирается сделать из них матросов».

Донесение посла было задумано как последняя срочная сводка для императора, так как ожидалось, что Петр вот-вот отбудет в Голландию, а следующей остановкой в его путешествии значилась Вена. Но отъезд царя откладывался со дня на день. Он прибыл сюда лишь с кратким визитом, однако оказалось, что ему нужно так много увидеть и сделать, и не только на дептфордской верфи, но и в Вулидже, и на монетном дворе, что он без конца переносил день отъезда. Это вызывало беспокойство тех участников Великого посольства, которые оставались в Амстердаме. Их тревожило не только где находится царь и что он намеревается предпринять; из Вены сообщили, что австрийский император вот-вот заключит сепаратный мир с общим врагом Австрии и России – турками. Поскольку официальная цель Великого посольства состояла в укреплении антитурецкого союза, весть о грозящем ему распаде не могла обрадовать русских. Когда эти новости достигли Петра и он ощутил усиливающееся давление обстоятельств, ему пришлось нехотя согласиться на отъезд.

18 апреля Петр нанес королю прощальный визит. Их отношения несколько остыли после того, как Петру стало известно, что Вильгельм приложил руку к предстоящему заключению мира между австрийским императором и султаном. Конечно, Вильгельму всего важнее было помочь империи Габсбургов выпутаться из войны на Балканах, чтобы затем обратить ее силы против единственного врага, который имел значение для Вильгельма, – Франции. И тем не менее последняя их встреча в Кенсингтонском дворце была дружественной. Царь раздал 120 гиней королевской челяди, что, по мнению одного очевидца, «было больше, чем они заслуживали, так как они вели себя с ним очень нагло». Адмиралу Митчеллу, который его сопровождал и был при нем переводчиком, Петр преподнес сорок соболей и шесть кусков узорчатого шелка – щедрый подарок. Тогда же Петр якобы вынул из кармана маленький сверток в коричневой бумаге и вручил его королю в знак дружбы и признательности. Говорят, развернув его, Вильгельм обнаружил великолепный неограненный алмаз. По другой версии, это был огромный необработанный рубин, достойный «увенчать корону Британской империи».

2 мая Петр скрепя сердце покинул Лондон. Он в последний раз наведался в Тауэр и на монетный двор в самый день отъезда, пока его свита ждала на борту «Ройял трэнспорт», а когда яхта пошла вниз по реке, Петр велел остановиться и бросить якорь в Вулидже, чтобы еще раз сойти на берег и проститься с Ромни в арсенале. Вновь подняв паруса, «Ройял трэнспорт» в сумерки достиг Грейвсенда, и там царь опять велел стать на якорь. Наутро, сопровождаемый Кармартеном, который шел на собственной яхте «Перегрин», Петр направился в военно-морской порт Чатем. Там, перейдя на «Перегрин», царь сделал круг по гавани и с восхищением глядел на пришвартованные огромные трехпалубные линейные корабли. Вместе с Кармартеном он поднялся на три военных корабля – «Британию», «Триумф», и «Ассосиэйшн», а потом их отвезли в шлюпке на берег, чтобы осмотреть военно-морские склады.

Следующим утром «Ройял трэнспорт» поднял якорь и вышел в Маргейт, где Темза вливается в море. Тут его встретила военно-морская эскадра под командованием старого знакомого, адмирала Митчелла, которой предстояло проводить царя в Голландию. Переход был бурный, – на вкус большинства русских, на борту острых ощущений могло бы быть и поменьше, но Петр наслаждался видом волн, с шипением захлестывавших палубу[64].

Петр никогда больше не ездил в Англию, но навсегда сохранил о ней самые приятные воспоминания. Там ему многое пришлось по сердцу: отсутствие церемоний, деятельный и умелый монарх и правительство, добрая выпивка и добрая беседа – про корабли, пушки, фейерверки. С Вильгельмом они не сблизились, но король распахнул для Петра все двери, открыл доступ на верфи, на монетный двор, на литейные заводы, продемонстрировал свой флот, позволил русским беседовать с кем угодно и делать записи. Петр преисполнился признательности и увез в душе глубочайшее уважение не только к английскому кораблестроению и мастерству, но и к острову в целом. Однажды в России он сказал Перри, что «если бы не побывал в Англии, то, конечно, был бы растяпой». Более того, продолжал Перри, «Его Величество часто заявлял своим боярам, когда бывал слегка навеселе, что, по его мнению, куда лучше быть адмиралом в Англии, чем царем в России». «Англия, – говаривал Петр, – самый лучший и прекрасный остров в мире».

Глава 17

Леопольд и Август

Оставшиеся в Амстердаме члены Великого посольства были вне себя от радости, когда вновь увидели царя: им казалось, что о них просто забыли, – ведь Петр собирался в Англию на несколько недель, а задержался на четыре месяца. Зиму они коротали, разъезжая по маленькой Голландии и повсеместно зарабатывая репутацию ужасных пьяниц. Они попробовали было кататься на коньках, которых в России не водилось, но не взяли в расчет, что лед в Голландии гораздо тоньше, чем дома, в России, а потому частенько проваливались. Когда такое случалось, русские, к удивлению голландцев, вместо того чтобы сменить промокшую, обледенелую одежду, ограничивались очередной чаркой спиртного. Однако несмотря на все кутежи, зима прошла недаром. Петр по возвращении обнаружил сложенные для отправки горы боевого снаряжения и оружия, инструментов и материалов для строительства флота. Более того, посольство завербовало 640 голландцев, в том числе контр-адмирала Крюйса и других морских офицеров (кстати, Крюйс лично уговорил двести голландских офицеров ехать в Россию), матросов, инженеров, разных мастеров, кораблестроителей, врачей и других специалистов. Для доставки этих людей и оборудования в Россию зафрахтовали десять судов.