Читать книгу "Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО - Владислав Морозов"

Она пересекла шоссе и медленно пошла в их сторону.

Что же тут, черт возьми, было, раз все так качественно обгорело? И главное, не было видно ничего, похожего на трупы. Потом, присмотревшись, Наташа увидела среди развороченной земли, железяк и пепла нечто абстрактное и одновременно знакомое. Внутренне холодея, она осознала, что вот именно так и могут выглядеть сильно обгоревшие человеческие костяки. И таких «абстракций» вокруг нее было много. Господи, да как тут вообще можно было уцелеть? Хотя, что значит «уцелеть»? Подполковник был стопроцентно прав, когда сразу ясно сказал, что тут никто и не уцелел, а значит… Господи, бедный Димочка… Кой черт понес тебя в морскую пехоту? Это на парадах или на учениях, где все синхронно спрыгивают с выходящих из моря бронетранспортеров и, паля холостыми, бегут вперед с могучим «ура!», все выглядит красиво и фотогенично. А как оно может быть на настоящей войне, маленькой Наташе в свое время рассказывал покойный дедушка Арсений, который в Великую Отечественную повоевал как раз в морской пехоте, только на Севере. И сейчас все вокруг очень походило на те дедушкины рассказы. Эх, Дима-Димочка… Решил послужить, поучиться уму-разуму, «стать мужиком». Вот и стал… Только не мужиком, а покойником. Выходит, и он тоже сейчас лежит где-то здесь, в числе других обгорелых скелетов? Причем, раз уж тут был ближний бой, а потом они вызвали огонь на себя, их кости, скорее всего, густо перемешались с останками вражеских солдат, и где и кто был, теперь так просто не определишь…

Наташа сама не видела, но отец рассказывал ей, как привозят погибших солдат из Афгана, в запечатанных цинковых гробах. А здесь-то все получилось так, что и хоронить-то будет толком нечего. Выходит, дяде Толе и тете Рите, Диминым родителям, в лучшем случае выдадут ящик с несколькими неизвестно чьими костями, досыпанный для веса землицей? Да при одной мысли о том, как Диму будут хоронить и что при этом будет с его предками, Наташе стало дурно до тошноты. Она поняла, что сейчас вполне может или заплакать, или брякнуться в обморок.

Дальше, у дороги, среди трех похожих на раздавленные картонные коробки из-под телевизоров вражеских гусеничных бэтээров стояли бренные останки небольшого гусеничного шасси, показавшегося Наташе смутно знакомым, рядом валялось нечто, отдаленно похожее на двигатель, и башня, тоже вполне знакомых очертаний. Похоже, это была БМД – боевая машина десанта. А еще дальше, сползя боком в воронку, стоял качественно разбитый плавающий танк «ПТ-76» – вот этот точно был из их бригады…

– Кто такая? – Навстречу Наташе вышел перепачканный сажей пехотинец с тремя сержантскими лычками на красных погонах, с «АКМом» на плече, в сдвинутой на затылок пилотке. А потом, с интересом всмотревшись в красивую девушку в аккуратных сапогах и черном форменном платье, с погонами старшего сержанта и пистолетной кобурой на боку, не дождавшись ответа, спросил: – Тут что, ваши держались?

– Да, наши.

– Эти мужики герои, – авторитетно заявил сержант. – Они здесь целый полк на себя приковали…

– Вы видели, как это было?

– Да нет, нас тогда только высадили. Видели, как в эту сторону самолеты летели. Косяками. Сначала фронтовые бомбардировщики, а потом что-то поменьше. Потом тут бабахало так, что земля тряслась, и пламя над горизонтом было до небес – шикарное такое зарево… Как раз после этого авианалета датчане в Копенгагене начали простыни из окон вывешивать – видать, испугались, что по ним тоже вот так вдарят…

– А вы тут чего делаете, товарищ сержант?

– Нам велели дорогу проверить, на предмет наличия мин или неразорвавшихся боеприпасов на проезжей части. Только нету тут ничего – все расплавилось к хреням…

– Вы живых не находили?

– Откуда тут живые? – удивился сержант. – Тут даже целых тел, по-моему, нет. Когда у них боезапас кончился, они вызвали авиацию. Бомбардировщики обычными фугасками бомбили, а истребители-бомбардировщики, как нам наш ротный объяснял, видимо, сперва долбанули неуправляемыми ракетами по танкам и всему, что тут еще двигалось, а потом засыпали чем-то кассетным и после этого, похоже, еще напалмом полили. Сам я такого никогда раньше не видел, но так нам капитан говорил. И, наверное, он прав. Иначе, думаешь, почему тут так воняет?

«Напалм», забытое слово из времен Вьетнама, подумала Наташа. Словно в подтверждение слов сержанта дальше торчали еще два изуродованных «Леопарда». Один вообще не походил на танк, а второй лежал кверху гусеницами. Интересно, чем же таким их тут бомбили, если основные боевые танки весом под полсотни тонн расшвыривало, словно картонные? Было понятно, что явно чем-то немаленьким – чуть дальше просматривались воронки диаметром метров десять и глубиной со строительный котлован.

– Вас проводить? – спросил сержант. Наташа не ответила, но он все равно потащился следом за ней. Грязь и сажа густо налипали на Наташины офицерские сапожки.

Они медленно подошли к красно-ржавой руине, которая еще недавно была «ПТ-76». В башне и корпусе чем-то похожего на катер танка зияло не меньше четырех проломов от снарядов немалого калибра, но он все-таки походил на танк – стоял с открытым башенным люком, низко осев на обгоревших бандажах катков и опустив к земле ствол пушки. Что стало с экипажем – думать не хотелось, и уж подавно не было желания заглядывать внутрь покореженной башни.

Вокруг валялись стреляные пушечные гильзы, среди которых можно было рассмотреть оплавленный огрызок «АКМСа».

– Что, кого-то родного ищете? – участливо спросил подошедший сзади сержант.

– Жениха, – ответила Наташа и всхлипнула.

– Сочувствую, – сказал сержант. – Но тут только обгорелые коробки остались. Этот танк да вон еще бронетранспортер…

Действительно, чуть дальше, возле похожего на сарай разрушенного здания лежал слегка на боку, днищем вверх, выгоревший бронекорпус «БТР-60ПБ».

Перешагивая через многочисленные попадавшиеся на пути препятствия, Наташа подошла ближе. Вокруг густо лежали гильзы и невообразимое мятое железо. В одном месте валялся обгорелый армейский ботинок натовского образца, из которого торчало что-то, похожее на обмотанную горелыми тряпками палку (думать о том, что это, скорее всего, чья-то оторванная почти по колено нога, Наташин мозг отказывался). Дальше лежало несколько натовских же касок вперемешку с останками автоматических винтовок и обрывками недогоревшей амуниции. А возле них Наташа увидела нечто знакомое – деформированный огнем ящик с гофрированными стенками и дырками на месте расплавившихся тумблеров сверху, очень похожий на нашу армейскую рацию «Р-159».

Она подошла и нагнулась. Рядом с мятой коробкой рации торчали из земли фрагменты чего-то, смутно похожего на человеческую руку – обгоревшие костяшки пальцев все еще сжимали оплавленный «макаров» (точно такой, как тот, что сейчас лежал у Наташи в кобуре и из которого она два раза в год стреляла в бригадном тире на «удовлетворительно» и «хорошо», а точнее – в белый свет, как в копейку) с выскочившим на задержку, как бывает после полного израсходования всех патронов, стволом.

Наташа поддела носком сапога бывшую рацию, и под ней среди серо-черной сажи и пепла вдруг блеснуло что-то яркое. Наташа нагнулась и подняла это нечто. У нее в руках был полусгоревший хлопчатобумажный черный берет морского пехотинца, а тем самым ярким пятном была каким-то образом уцелевшая на его лицевой части солдатская эмалевая красная звездочка с овальной золотистой окантовкой. Сохранился и красный треугольный флажок с золотистым якорьком, справа от кокарды. Затылочная часть и верх берета очень сильно обгорели, но и без того было понятно, что головной убор сохранился чудом.