Читать книгу "Полынь Половецкого поля - Мурад Аджи"

— В аул приехали кумыки и сказали нам об Аллахе, которому теперь надо поклоняться. Потом закололи всех свиней и сожгли их. Приезжие были вооружены, они сами приспособили под мечеть один дом и заставили всех ходить туда. Не пришел — штраф рубль… Так мы стали мусульманами.

Рассказчику можно верить, слава Богу, ему было 107 лет, когда мы разговаривали. Для него это не история, а воспоминания детства. Он даже место показал, где жгли свиней.

Аксакал! Честное слово, настоящий аксакал, как же приятно было с ним беседовать. Добай-ага сидел на зимней веранде, когда мы пришли к нему, и грелся у электропечи, думая о чем-то своем.

— Давно не был у вас в Дагестане, — сказал он. И добавил, потирая руки, видно, вспомнив что-то, — в молодости ходил к вам коней угонять.

Быстро выяснилось, что ходил он к нам в Аксай. И угонял коней моего прадедушки… А что делать? Традиция. Говорил аксакал с сочным акцентом, красивыми получались слова. Но куда громче говорили его выразительные глаза. Не глаза, а два бездонных колодца… Что аксакалу надо, кроме внимания?

— Да-а, — протянул он, — были времена. Вы что о них знаете?

— А что можем мы знать, если нам никто не рассказывал? Мы говорили с Добай-ага о его молодости, о карачаевцах. Он спросил, хитро прищурясь:

— В Дагестане «шамиля» танцуют на свадьбах?

Я не понял, о чем речь, и попросил показать танец. Он встал, вскинул руки, стало ясно — лезгинка.

— Только ее и танцуют.

— Э-э, так и думал, — брезгливо произнес он, опускаясь в кресло.

Оказывается, прежде тюрки не танцевали этот «дикий, некультурный танец», как отозвался о нем аксакал.

— А что нам надо было танцевать, Добай-ага?

Он опять встал, расправил плечи, отчего даже показался выше ростом, гордо вскинул голову и — превратился в орла. Я не поверил глазам, попросил повторить. Он повторил с еще большим удовольствием, уже напевая мелодию. Глаза его блестели… Боже, он показывал русскую кадриль! Вернее, древний тюркский танец «абезек».

Нам полагалось только его танцевать на свадьбах.

Еще танцевали «тюз тепсев» — малую кадриль. Наши предки любили и другие танцы — «жерме» и «индербай». Тоже известные ныне танцы. Но сегодня их называют иначе — «русский казачок» и «русский хоровод».

Казалось бы, танец, а как много может он рассказать.

«Шамиль» пришел на Кавказ вместе с Исламом, он символ новой веры…

Я, разумеется, не против веры, не против танцев. Но слишком по-своему понимаю их. Это мое право. Как, впрочем, есть такое же право у оппонентов — на другую точку зрения… Не танцы нам меняли. И не веру. А нас самих. Потому что со старыми танцами, со старой верой мы были не нужны и даже опасны. Приписывая славянам тюркскую культуру, политики искореняли в России все «татарское». Веру, танцы… все-все. Вот причина нашего беспамятства.

Была у нас письменность, но «ее корова языком слизала». Вышел царский указ, запрещавший тюркам писать и иметь в домах письменные принадлежности. За чернильницу могли казнить. Тогда люди научились запоминать историю. Передавать ее из поколения в поколение. Чтобы не потерять память о своих корнях.

С одним таким живым посланием из прошлого я и встретился.

…Гостя карачаевцы прежде встречали барашком, но была весна, и мы ели плов, который приготовила жена Сосланбека из сушеного мяса, тоже вкусно.

Сосланбек Джанибеков — директор школы в селении Учкулан. Дивное место. Там, в долине, сомкнулись два ручья в одну прекрасную реку по имени Кубан; там горы — до самого неба и как на ладони виден Эльбрус; там ночью звезды величиной с кулак и их можно достать рукой, нужно лишь подняться на вершину и привстать на цыпочки… Вот где стоит селение.

Неподалеку два других селения, тоже очень древние — Хурзук и Карт-джурт. Эти три аула веками составляли этнический центр карачаевского народа. Классические поселения тюрков. Именно тюрков! Рядом археологи нашли захоронения — курганы XIV века, каменные изваяния.

Сосланбек родился здесь, в Учкулане, в благородной семье. Лишь на годы ссылки покидал Родину. Может быть, поэтому ему здесь все так дорого. Он сам организовал сельский музей. Чего там только нет: утварь, фотографии из прошлого времени (одну из них я взял в эту книгу). Что смогли собрать, то собрали сельчане, все здесь хранит память о предках. Неторопливо, чтобы растянуть мне удовольствие, он показывал и рассказывал о своих находках, пока жена готовила нам плов.

Ветер врывался в музей сквозь битые стекла и приносил уличные запахи, которые лишь дополняли память о былом. Ведь того Учкулана больше нет, он весь уместился в музее, в одной комнате старого школьного дома.

Селение, где обитало четыре тысячи семей, ныне разрушено. Одни руины. Живые дома можно пересчитать по пальцам. А когда-то каждый квартал был как отдельная деревня, где жили люди одного рода. У них было все свое — лавка, пасека, мельница, даже кладбище.

В Учкулане был квартал Аджиевых. Я не удивился, потому что знал — он должен быть. Вот древняя тюркская легенда:

«Когда-то вблизи Алтая кочевали племена древних тюрков, пришло время, вождь их умер и оставил все двум сыновьям. Но братья поссорились, младший, по имени Шад, схватил кинжал и бросился на старшего, не убил, а только ранил. Опасаясь мести, Шад сбежал с рабыней, из-за которой поссорились братья. Он ушел далеко, где была большая река и много деревьев. Вскоре к нему пришли семь его родственников, одного из которых звали Аджи-лад, остальных — Ими, Имак, Татар, Байндур, Кыпчак и Ланиказ. Когда земля разукрасилась и снег растаял, они узнали от путников, что на их племя напали враги, что старший брат убит. Шад, услышав эту весть, вернулся в племя, собрал людей и отомстил врагам. Его племя быстро окрепло, разрослось, и от него отделилось семь других племен по имени названных семи человек… Так пошли по земле тюрки».

Судя по легенде, Аджи — один из древнейших родов. Имя наше мне не раз встречалось в литературе: Абаджи, Атаджи, Аджибей, Аукаджи, Аджибал. Часто его произносили и в Учкулане. Была даже, как мне рассказывали, здесь примета: если встретишь на дороге Аджи — это к удаче.

Слава горам, сохранившим то, что всюду уничтожено. Или забыто. В Карачаевске, к своей радости, я нашел родственников.

Старший — Назир, директор завода. Красивый человек, уважаемый. И дела его красивые: он поставил в горах памятник предкам. Всем Аджиевым, которые жили до нас.

…Многое мне рассказал и показал в тот вечер Сосланбек, он большой мастер, память у него отменная.

— Сосланбек, что ты можешь сказать о карачаевских Аджиевых?

— Уважаемый род…

Я знал, здесь, в селениях, обитали не простые люди. Ой, не простые. Большинство было благородных кровей, потомственные князья, аристократы. Те самые, что ушли из Степи и никому не продались. Они остались кипчаками. Князья сами пасли и доили коров, овец. Сами строили дома, готовили пищу. Слуг у них не было, Батый лишил их всего. В редкой семье держали батрака. Бедно жили князья: горы скудны на достаток, но они оберегали от врагов…