Читать книгу "Геополитика постмодерна - Александр Дугин"

Как бы то ни было, терроризм — явление неприемлемое. Особенно в контексте православной культуры и этики, на которых должно основываться наше общество. Впрочем, ни одна традиционная религия не несет в себе прямой апологии террора против невинного гражданского населения. Хотя, увы, история всех обществ, в том числе и религиозных, знает множество примеров жестокости и несправедливости.

Противодействие терроризму необходимо. Но если мы возьмем это как самоцель, едва ли эффект будет достигнут. Надо стремиться к построению справедливой международной политико-социальной системы, в которой разные народы и религии имели бы возможность свободно жить по своим правилам и отстаивать свои ценности. Только так мы победим это зло.

Глава 4. Малый шайтан исламо-фашизма (рецензия на статью Ф. Фукуямы «Исламо-фашизм»)

Репрезентативность Фукуямы

К Фукуяме следует прислушиваться. Он выдвигает тезисы, которые резонируют с одним из преобладающих концептуальных трендов в стратегическом руководстве США. Неоднократно я подчеркивал, что Фукуяма провозглашает ответственные вещи. Его анализ поверхностен, но таково историческое сознание и стратегическое планирование лидеров современного мира, их операционная система. Критика Фукуямы представляется мне делом банальным и малоинтересным. Более продуктивно воспринять его тезисы со всей серьезностью.

Геополитическая корректность метафоры исламизм=фашизм

Обратим внимание на главный тезис-концепт: метафора исламизм=фашизм, исламофашизм. Можем ли мы принять эту метафору как действенную объяснительную модель?

В моей статье «Парадигма Конца» есть аналогичное сопоставление: «…ислам, или пресловутый „исламский фундаментализм“, начинает выполнять функцию не существующего в современности фашизма. Мы видели, насколько двусмысленна была роль фашизма на всех уровнях реальной эсхатологической дуэли. Было бы крайне опасно воспроизводить аналогичную ситуацию, но на сей раз с „исламом“».

Фактически Фукуяма делает в своем тексте именно это. Хорошо бы обратить внимание на даты. Фукуяма написал эту статью летом 2002-го, вышеприведенные слова из моей статьи написаны в 1997-м.

Фашизм, как и исламизм, есть попытка увести внимание от реальной эсхатологической пары атлантизм/евразийство, труд/капитал, русские/англосаксы, Суша/Море, Запад/Восток.

Исламизм как современный субститут фашизма в глобальной перспективе есть важнейшая реальность для установления реальной однополярности. Однополярность нуждается в виртуальном полюсе, в фигуре, олицетворяющей негативный имидж периферии. Важна также экстерриториальность понятия исламизм — он «где-то на юге», но он повсюду, это омнипрезентная тень «бедного Юга», пугающая обывателей «богатого Севера».

Я рекомендую внимательным образом продумать статью «Парадигма Конца», ее тщательное прочтение даст ключ к конструкции Фукуямы.

Метафизическая и гносеологическая некорректность метафоры исламизм=фашизм

Исламизм позиционируется у Фукуямы как «антитеза модернити». То есть «исламо-фашизм» рассматривается как ложный субститут евразийства.

Давайте посмотрим внимательнее: исламизм есть ислам, очищенный от традиционализма, т. е. от евразийства, или, иначе, от влияния «парадигмы Сферы» (см. Дугин А. Эволюция парадигмальных оснований науки. М., 2002). На самом деле, исламофашизм есть строгий возврат к радикальному креационизму, к рафинированной и ясной «парадигме Луча». Но эта парадигма в ее чистом виде не есть отрицание модернити («парадигма Сферы»), но пролегомены к модернити.

Кстати, «фашизм» (ни обобщенно, ни иносказательно, ни аппроксимативно) ничего такого в себе не нес. Здесь ценность метафоры Фукуямы обнуляется. Фашизм предлагал вернуться к архаическому, т. е. к «парадигме Сферы». Другое дело, как мало он в этом преуспел и как скоро сбился с пути, но в центре метафизической критики фашизма был именно креационизм. Исламизм же, напротив, позиционирует себя как прямую антитезу «парадигме Сферы».

Исламизм апеллирует не к антимодернити, но к прелиминарным стадиям модернити. Это некий редуцированный рационализм, не насыщенный трагическим опытом интенсивного периода развития «парадигмы Отрезка», когда проницательные европейцы в ХХ веке вслед за Ницше стали пристально исследовать онтологические складки нигилизма. Тот мир, в котором живет сегодня Запад, — это уже не совсем модернити, это пограничная стадия между модернити и постмодернити. Рациональность этого периода специфична, в ней наглые императивные и декретные максимы автономного рассудка энонсируются иронично и вскользь.

Я не говорю, что мы вышли в новую рациональность постмодерна, я говорю, что рациональность этого периода размыта. Не преодолена, но видоизменена. То, что казалось очевидным, стало прозрачным. Транспарентность выпарила плотную доказательность. Явно поспешно говорить, что евразийство проступило сквозь химеры рассудка (тело освободилось от интеллекта, в терминах Лакана). Но все же едва ли кто с Запада, кроме полных идиотов (типа озападненных людей Востока), способен говорить о модернити без острой, веселой, смертельной слюны в уголке губ.

Наивный, вполне кальвинистский дискурс исламизма Хасана Аль-Банны, Маудуди и т. д., электронно-иллюстрированный клоуном Бен Ладеном, — это некое спасение для модернити. Модернити, расплавленное в своем аутогенном уксусе, как бы окатывается холодной водой. «Говорит радио Бен Ладен духовный! Я пришел взять у вас назад Французскую революцию!» Как так? — недоумевает обыватель, я сам ее превратил в содомитский клип, по-гинзбурговски грустно-интеллигентски изощрился в ее переложении на стиль регги, а тут из небытия появляется эта агрессивная, давно преодоленная реформаторская гниль…

Исламизм есть точная копия Реформации, в нем нет ничего средневекового, архаического, по-настоящему фундаментального. Это начисто лишенное экстенсивного изящества ядовитой нигилистической мысли, тупое и надежное брожение плохо смазанного провинциального рассудка — очевидное, как Конт, агрессивно кальвинистское в своей самоуверенной нелепой дури.

Никакая не антитеза модернити, скорее попытка безнадежно отставших догнать ее ход в примитивных, провинциальных, отвратительно нацменовских формах.

Исламизм отрицает традицию, отрицает ислам как традицию, он пытается вылезти из нее. Шиа, аттасаввуф, любые намеки на национальные обычаи — все это исламисты ненавидят лютой ненавистью. Они бегут от этого как от постыдного безрассудного состояния.

Антитеза модернити («парадигме Отрезка») — лишь евразийство («парадигма Сферы»).

Метафора исламизма как фашизма есть концептуальный инструмент глобализации

Исламофашизм (исламизм) структурно необходим атлантизму и однополярному глобализму. Это его важнейший концептуальный инструмент. Когда глобализм формулирует ситуацию так: либо модернити-Запад, либо антимодернити-исламофашизм, — он делает невозможным настоящий выбор. Альтернатива однополярному миру не исламистская химера «Islamic World State», но многополярный мир, где традиции живут в очерченных пульсирующих кругах. Но Фукуяма не хочет оставлять никому пространства для реального выбора. Кто отвергает исламофашизм, тот автоматически встает на сторону Запада, кто отвергает Запад — милости просим к цэрэушной голограмме Бен Ладена.