Читать книгу "Эта русская - Кингсли Эмис"

– Минуточку, – вставил Ричард, поскольку Халлет замолчал. – То, что Аннины стихи никуда не годятся, и ты, и я поняли с первого взгляда. Или с первой услышанной строчки. Пока остались на свете такие люди, с литературой ничего не случится. Клянусь небом.

– Правильно. Только я ушел на пенсию, а ты капитулировал.

– Я не капитулировал. Я еще вернусь.

Халлет сравнил положение стрелок на своих наручных часах и на смутно-славянофильском будильнике на камине.

– А если ты прав, – добавил Ричард, – дело наше в любом случае дохлое.

– Ну и что из того?

– Неужели ты думаешь, что я уже не перебрал это в голове примерно тысячу раз?

– Нет, не думаю. Просто предлагаю тебе перебрать в тысячу первый и до конца уяснить, на что ты идешь. Кроме того, не могу себе представить, чтобы в этой истории не было никаких дополнительных обстоятельств.

Встав со стула, Халлет ненадолго опустил ладонь Ричарду на плечо, а потом не особенно твердыми шагами направился к двери. Просунув в нее голову, он поинтересовался, как там чай, и чай прибыл в полном составе секунд через десять. Некоторое время они все втроем говорили об институте и о других, более насущных делах. Довольно скоро Ричард откланялся, нагруженный всякими сообщениями и поручениями и дав обещание заходить еще. Он совсем не удивился, когда Таня Халлет нагнала его на нижней площадке лестницы.

– Что ты думаешь о том, что он тебе показал?

– Что? Прости…

– Он говорил, что хочет узнать твое мнение о какой-то своей новой работе.

– А, да. Мне очень понравилось, очень убедительная аргументация. И все совершенно справедливо.

– А как он тебе сам показался?

– По-моему, настроение у него самое что ни на есть приподнятое.

– Спасибо, Ричард. Спасибо, что зашел.

– Если я могу чем-то помочь, хотя бы…

– Да, ты можешь помочь, причем весьма ощутимо. Продолжай звонить ему, и заходить к нему, и говорить с ним, и рассказывать об институте, и писать ему, пусть даже по паре слов, пусть даже просто пересылать официальные бумажки, и продолжай все это как можно дольше. Я должна идти, я сказала, ты забыл одну вещь, а он не спросил какую. И пожалуйста, не говори мне ничего, вообще ничего, спасибо что пришел, и приходи опять поскорее, и звони.

Таня стремительно захлопнула за Ричардом входную дверь. Несколько минут он постоял на тесном крылечке, у подножия довольно крутой лестницы, которая вела вверх, в квартиры. Начал накрапывать дождик, разрозненные капли медлили в густой листве вечнозеленых кустарников, которые кто-то посадил в садике и, по всей видимости, усердно обихаживал. Ричард соврал, вернее, попытался соврать Тане насчет того, какое впечатление произвел на него ее муж, – Халлет показался ему совсем больным, причем чем внимательнее он к нему приглядывался, тем острее делалось это чувство, из-за него Ричард даже не мог сосредоточиться, когда Халлет читал свою рукопись. Впрочем, надо признать, у него, Ричарда, не было особого опыта в этих делах. Его родители, как и все люди их поколения, постепенно сдавали, потом занемогли, потом слегли и наконец умерли.

Дождик приутих. Пройдя несколько ярдов, Ричард и вовсе позабыл о нем и замедлил шаги, потом ощутил его вновь и зашагал быстрее. Он сел в машину и поехал домой, прибыв туда в двадцать минут шестого. По устоявшейся привычке он прежде всего зашел к себе в кабинет, где на пишущей машинке его ждала записка в конверте, адресованном «Ричарду» изящным, неразборчивым почерком Корделии. На вложенном в конверт листке без всякой преамбулы сообщалось, что Корделия находится у себя в комнате и намерена находиться там столько, сколько сочтет нужным, и беспокоить ее каким бы то ни было образом воспрещается. Ну что ж, сразу же подумал Ричард, на какое-то время это сильно облегчит мне жизнь. Взглянув на записку еще раз, он обнаружил, что то, что он принял за витиеватый узор в самом низу листка, на самом деле означает «см. оборот», или «смаборот». Он посмотрел и через некоторое время разобрал:

что тебя конечно вполне устраивает но ни думай что все на этом так и закончится

– Приписка, которая, возможно, тут же бы его и отрезвила, будь он еще способен на отрезвление. Он сел за стол и некоторое время перечитывал написанные кириллицей названия на корешках книг, стоявших на ближайших полках. Тут бы, по-хорошему, должен был зазвонить телефон и раздаться хриплый голос, с предложением послать к чертям всю эту русофильскую туфту и встретиться у виконта Ронды в шесть часов. К сожалению, среди Ричардовых знакомых не имелось в данный момент обладателя такого голоса, а порывшись в памяти, он понял, что его, собственно, не имелось никогда.

Он ждал. Жизнь замерла, казалось, она замерла повсеместно. Даже снаружи воцарилась тишина. Чтобы хоть чем-то себя занять, он полистал записную книжку и набрал номер. На том конце раздался женский голос с американским выговором.

– Могу я поговорить с Андреем Котолыновым?

– Боюсь, я не знаю такого имени. Простите, а вы кто?

Ричард сказал, кто он, но это не помогло, и он уже хотел было повесить трубку, как вдруг его осенило:

– А Энди Коттл дома?

Далекий голос, ставший было холодновато-враждебным, снова залучился дружелюбием:

– Да, Энди Коттл тут часто бывает, правда, сейчас его нет. И не будет еще дня два. Ему что-нибудь передать?

– Нет, не стоит, спасибо, – отказался Ричард и снова хотел было повесить трубку.

– Если у вас срочное дело, он в Лондоне. Вернее, думаю, что уже добрался туда.

Добрался. Почти в ту же минуту в трубке послышался знакомый, до смешного натуральный, даже чуть-чуть смягченный для пущей естественности американский выговор; раздавался он из довольно шикарного отеля на Пикадилли. Только услышав его, Ричард вдруг осознал, как огорчился, когда ему сообщили, что господин Коттл находится вне пределов досягаемости. Он представился.

– Рад вас слышать, Ричард. Чем могу служить?

– Я… я хотел бы, чтобы вы подтвердили одну вещь, о которой мы говорили при встрече.

– А, хорошо. А как там поживает наша очаровательная русская рифмоплеточка?

– Спасибо, замечательно. Так вот, вскоре после нашего приезда вы сказали…

– Это касается ее?

– Да.

– Ага. К сожалению, у меня есть одно твердое правило: никогда не обсуждать по телефону ничего, что касается дам. Если хотите о ней поговорить, приезжайте сюда.

– Но это всего лишь…

– Ничего не могу поделать.

Ричард испытал неподдельное облегчение, когда смог без труда признать в человеке, открывшем дверь гостиничного номера, Котолынова, или Коттла. Его опять же удивила искренняя радость, охватившая его при виде Котолынова. Чего бы он от Котолынова ни хотел, хотел он этого очень сильно.