Читать книгу "Август - Кнут Гамсун"

— Он что ж, совсем обанкротился?

— В этом роде, — отвечала она. — А ту малость, которая осталась, возьмёт Ане Мария, чтобы как-то продержаться до осени.

— Но Каролус ведь получит деньги на станки?

— Ничего он не получит, — отвечает Поулине.

Она, значит, способна так подло обойтись с Каролусом, с таким человеком!

Август сам подлый!

Он взглянул на неё и промолчал, он просто кипел от негодования, но промолчал. У него, правда, мелькнула в голове мысль выбить ей передние зубы, тогда она не сможет распевать псалмы в церкви.

Глупость, конечно, он это подумал не всерьёз. Но осадить эту воинственную девицу, хоть немного осадить, следовало.

— Да, Поулине, всё так, только это ведь не твой банк, и ты не имеешь права передавать средства Каролуса его жене.

— Вот увидишь, как я не имею!

— Так было записано в уставе банка, который есть на руках у каждого члена правления, и нарушать его ты не можешь. Поостерегись, Поулине, не то я заявлю на тебя куда следует!

Поулине, вся побелев от ярости:

— Да на кого ты заявишь?! Те деньги, что вы мне вручили, у меня лежат в целости и сохранности, и я готова отчитаться за каждое эре, можешь не беспокоиться. Но вот твой банк, как ты его называешь, это никакой не банк, он даже не записан у начальства, и Йоаким говорит, что это всё вообще незаконно. Просто несколько человек собрали немного денег и передали их мне на хранение, а потом взяли несколько тысяч, и проценты на них начислять не надо, потому что это тоже незаконно, говорит Йоаким; а остатки этих денег я должна хранить у себя в сейфе, ещё говорит он; а если вам вздумается их пересчитать, можете прийти ко мне и спросить, какие цифры надо набирать.

— Стоп, стоп! — остановил её он. — Неплохо бы тебе перевести дух!

Август, конечно, держался вполне спокойно и разумно, но был крайне подавлен, и, будь она мужчиной, он пристрелил бы её на месте. Что у него осталось после всех трудов и усилий на благо Поллена? Всё пошло прахом. А разве он щадил самого себя, выбирал лёгкие пути или, скажем, придерживал собственные шиллинги? Нет, он высасывал из самого себя все соки. Может, он растратил деньги на выпивку и роскошную жизнь? Да и что может растратить человек, у которого только и есть, что чемодан, трость со стилетом и пенковая трубка, человек с пустыми руками? Всё заработанное благодаря страховке, неводу и строительной деятельности он тут же потратил на другие начинания, и каждый его день был борьбой с людьми и судьбой. Так неужели он заслужил Божий гнев и человеческую вражду?

Может, на него устремлён чей-то взгляд из Вселенной, сила, которая тем либо иным путём проведала о его трудах на службе отчаянному отрицанию? Он отстроил Поллен, где нечего было есть, и фабрику, где не было станков. Но разве у него были не самые лучшие намерения? Быть-то были, но труды его как посланца механики и промышленности оставались бесплодны. Уже его первые шаги в Поллене были бесплодными. Он приехал на корабле, полном бесполезной еды, мёртвой еды — консервов.

Осознал ли он это сейчас? Наверняка нет. Просто с ним обошлись несправедливо.

— Да-да, — вдруг сказал он и кивнул. Он был мрачен, он был зол и полон яда. — Все вы желаете погубить меня.

Поулине тоже утратила выдержку, его слова, его голос заставили её внимательно прислушаться, Август был не таким, как прежде. Она отвернулась от него, окинула взглядом рулоны материи на полках и сказала:

— Я вовсе не собиралась тебя губить.

Август:

— Нет, собиралась и вела себя хуже всех.

— Не надо так говорить, я всегда хотела тебе добра. Я просила тебя проявить благоразумие и хоть самую малость позаботиться о себе самом. Ты ведь мог хоть немножко отложить из того, что заработал.

Август:

— Я не складываю деньги в чулок.

— А доктору ты заплатил?

Август, растерянно:

— Нет!

— А ведь он приходил к тебе два раза, когда ты лежал при смерти, и приносил много всяких лекарств.

— Зато я уступил ему фабричную акцию за полцены!

Если даже Поулине и улыбнулась его словам, то он этого не заметил.

— А ещё, — продолжила она, — ты вроде как и думать не думаешь о том, что всё это время не платил за уход и еду.

Он резко выпрямился и тотчас снова поник, вольная птица, он поник от стыда. Вообще-то всё, что говорила Поулине, было чистой правдой, и от этого было некуда деться. Ему доводилось много где жить и столоваться, жить, пока не вышвырнут на улицу, и он даже не представлял себе, что всё может быть иначе. Но здесь — это совсем другое дело.

— Подожди, пока я поменяю свои ценные бумаги, — сказал он.

— Я ничего с тебя не требую, — сказала она с чувством достоинства и сознанием собственной правоты. — Но нет ничего дурного в том, чтобы прикопить немного денег. Йоаким, тот ничего не говорил, он не из таких, и ты не должен рассказывать ему о нашем разговоре. А старший брат, он всё время платил за себя, пока ты не занял у него все деньги, хотя ему и без того всё принадлежит в этом доме.

Этот шалопай меньше всего на свете думал о собственных правах. Ему даже и в голову не пришло напомнить, что именно он помог открыть почту в Поллене и тем самым обеспечил ей должность и твёрдое жалованье. Пока он не приехал сюда, она не заседала в правлении банка и не обладала никакой властью, она всего лишь стояла за прилавком, заворачивала товары и перевязывала пакеты бечёвкой.

— Подожди, пока я поменяю свои бумаги, — повторил он.

— Это не к спеху, — ответила она. Поулине тоже не была такой уж кровопийцей, просто она любила порядок и пыталась превратить этого сорвиголову в добродетельного полленца. Она была настолько далека от мысли о деньгах за стол и жильё, в её амбарных книгах часто встречалась запись «Долг, не поддающийся возврату». А разве эта взбалмошная особа не платила уже много месяцев за Августа из своего кармана, чтобы не уронить его в глазах Йоакима.

Словом, у обоих ещё имелись запасы доброты.

Поулине тем временем перешла к другой стене, окинула взглядом полки и заговорила, словно обращаясь к потолку:

— Нет, Август, я вовсе не хотела тебя погубить. Я, может, слишком желала тебе добра. Но не будем больше об этом.

Она молчала, и он тоже молчал. Возможно, она ждала, что он что-нибудь скажет ей, но он не воспользовался случаем.

— Ты был, на мой взгляд, слишком необузданный человек. Вот почему мне и хотелось наставить тебя на путь истины.

Август молчал.

— Ты мог отложить небольшой запасец, чтобы начать в Поллене всё заново и прожить жизнь по роду своему и в своём порядке, как сказано в Писании. Но ты не желал меня слушать.

Он молчал.

— Ну тогда больше и говорить не о чем, — сказала она, после чего нырнула к себе в контору.