Читать книгу "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Михаил Март"

Разумеется, все они погибли, но бронированный бомбардировщик мог уцелеть и даже не развалиться на части. Без керосина он не загорится.

— Спасибо за справку, уважаемый Глеб Васильич. Теперь многое встает на свои места. В таком случае, генерал Белограй подписал себе смертный приговор. Комиссия разберется в причинах падения самолета. Ответственным за его перелет из Магадана в Москву остается Белограй. Не долить топливо в баки специализированной машины со сверхценным грузом — это вредительство. На что он рассчитывал?

— На нас с вами, — уверенно заявил Дейкин. — Когда мы найдем самолет, генерала Белограя уже никто не отыщет. Он выиграл время для себя и спас наши шкуры.

— Хороший ответ, — удовлетворенно кивнул Журавлев.

— Хватит гадать! — прикрикнула Лиза. — Найдем самолет, сами все увидим. Темнеет. Тащите сучья, будем разжигать костер. Капитан, распечатывай багаж, люди голодны, пора начинать нашу земную жизнь.

Команда зашевелилась.

Журавлев не ошибся: как только заполыхал костер, в лагере появился Монах.

— О, ребята, — воскликнул Огонек, — святой отец с небес к нам снизошел. Но почему-то очень смахивает на черта!

— Где вы пропадали, Вершинин? — спросил капитан, открывая банки с тушенкой.

— Блуждал вокруг, пока огонек не заметил. Меня ветром далеко занесло, и я упал в озеро. С трудом выплыл. Сейчас-то уже обсох, но поначалу и впрямь на черта смахивал. Вода тут чистейшая, рыб видно.

— Большое озеро?

— С высоты казалось маленьким, а когда окунулся в купель, морем показалось. Не очень хорошие места здесь, травку будто кисточкой раскрасили, а цветы слишком крупные, да и рано им еще распускаться. Кора на деревьях будто мареная.

— Точно, — подтвердил Лебеда, — все, как на картинках в детской книжке, слишком сочное, неживое какое-то.

— Трудом наших колхозников не загажено, вот и вся тайна, — ухмыльнулся Кистень.

— Вы не правы, уважаемые, — вмешался князь. — Все познается в сравнении. Мы привыкли к колымской природе, где цвета блеклые, скудные. Теперь попали в другой климат.

— Село на берегу стоит, — тихо проговорил Монах.

Все замолкли и уставились на него.

— Домов на сорок, и церквушка есть. У берега лодки стоят. Близко я подходить не стал.

— А людей вы видели? — спросила Лиза.

— Нет. Людей не видел. Далеко. Но домики ухоженные, крыши покрашены в красный цвет, тоже очень яркие.

— Не пора ли, капитан, карабины выдать? — спросил латыш.

— Не помешало бы, — согласился Казимир.

Дейкин глянул на Лизу, та кивнула:

— Ночью устроим дежурство. До утра будем ждать, а с рассветом проверим, что это за село такое.

Ужинали с аппетитом, тихо переговариваясь между собой. Все этим людям было в новинку. Нет колючей проволоки, собак, охранников. Погода слишком теплая, звезд на небе много. Пребывание в одиночках тоже свою роль сыграло, молчать им проще, чем говорить.

— Молчание тоже форма общения, — тихо обронил князь, глядя в свой котелок.

Выданные Дейкиным вещмешки со всем необходимым заменили людям подушки. Так и легли вокруг костра. Хуже всех пришлось Кострулеву: забытый им в яме бушлат заменить было нечем. Но что такое плюс пятнадцать ночью для колымчанина? Жара!

Варя сидела рядом с Шабановым, потом задремала у него на плече. Девушка спала с улыбкой, а он осторожно гладил ее волосы и смотрел на звезды. Как давно он не видел чистого свободного неба! У летчиков свое представление о небесах.

Пилот

Восстание в Бухенвальде началось восьмого апреля, когда американская канонада гремела в нескольких километрах. Шабанов за очередной побег сидел в бараке смертников и ждал отправки в крематорий. Их освободили свои же узники, разоружившие эсесовцев. Американцы пришли через три дня. Их странное поведение удивило всех. Сначала они забрали у восставших оружие, у всех, кроме русских, они не отдали, а затем заставили военнопленных восстановить колючую ограду, поломанную во время восстания, и только потом начали оказывать медицинскую помощь, при этом падающих от бессилия людей помещали в соответствующие зоны по национальному признаку. Накормить сообразили не сразу, а когда раздали хлеб и тушенку, погубили этим еще немало жизней. Истощенные узники погибали от заворота кишок. Сытым воякам, плохо понимающим, что такое война и концентрационные лагеря, многое казалось непонятным.

Глеба Шабанова, не успевшего попасть в печь, около трех месяцев кидало по карантинным -зонам. Перед тем как наши взяли своих офицеров в советские оккупационные зоны, американцы каждому предлагали выбор. Шабанова предупредили: «Сталин военнопленных считает предателями. Вы рискуете быть расстрелянным своими же. Мы можем предоставить вам политическое убежище и не вносить вас в списки, подготовленные для русских. Никто об этом не узнает». Глеб отказался и попал в новую зону, но уже советскую. Начались новые допросы.

Он рассказал следователю НКВД все без утайки, но погоны ему возвращать никто не собирался. Шабанов начал понимать, что ему не верят. За десять суток его допрашивали десять раз. Каким-то образом раскопали о нем всю информацию, вопросы коснулись даже его детства. Доверия в глазах следователя не прибавлялось, похоже, он матери родной не верил.

Пришел день, и Шабанова под конвоем отправили на станцию. Там он увидел майора и успел выкрикнуть:

— Тихон, Пустовалов!

Майор оглянулся, узнал его и подошел.

— Глеб?!

Конвоиры остановились. Трое офицеров, шедшие с майором, косо поглядывали в их сторону.

— Куда это тебя?

— Без понятия. Таких, как я, полон эшелон.

— Значит, выжил. Молоток!

— Ты, я вижу, тоже уцелел. После того как нас взяли, в барак смерти определили. Приди американцы чуть позже, я бы в пепел превратился. Мы там бунт подняли.

— Стало быть, не судьба тебе в пепел превращаться.

— Тебя, я вижу, в звании восстановили.

— Я же разведчик. Сейчас в Берлине своих больше, чем в Москве.

Пустовалов похлопал Шабанова по плечу и ушел. Вот и поговорили. Глеба повели дальше. Солдат с рыжими усами подал ему руку, и он взобрался в вагон, набитый людьми, как бочка селедкой.

Ему опять повезло. Перед самым отправлением поезда к вагону подошел лейтенант и выкрикнул его фамилию. Шабанов спрыгнул на землю, и дверь вагона захлопнулась. Его вернули в комендатуру, в знакомый ему кабинет. Помимо следователя, там был Тихон Пустовалов.

— Садитесь, Шабанов.

Он сел на табурет, стоящий посреди комнаты.

— Почему ничего не рассказали о побегах, которые вы устроили?

— Вы не спрашивали.