Читать книгу "Магия в крови - Илья Новак"

Голос капитана, по мере рассказа становившийся все более тихим и жалобным, зазвучал с трагической силой. Глаз сверкнул, послав на мшистую стену пещеры широкий круг света. Булинь приложился к бутыли, всасывая последние капли. Слушал его теперь лишь спрятавшийся под окошком Некрос: подбородок бородатого помощника склонился на грудь, он дремал, тихо посапывая; Эди Харт откровенно спал, разлегшись на лавке и подложив руку под голову.

— Она умирала! — громыхнул Булинь, отшвыривая бутыль. Бородач, вздрогнув, досадливо покосился на капитана одним глазом, а тюремщик, что-то пробормотав во сне, перевернулся на бок, лицом к стене. — Прекрасный лик ее изрезали морщины, прекрасные черные волосы стали белы, я же стоял над ней, плачущий, не зная, что делать. Из последних сил она протянула ко мне руки и коснулась меня. И тогда, не помня себя от тоски, я поднял ее, вышел из дома и, приблизившись к берегу, воскликнул: «Пречистые Воды! — воскликнул я. — Моряк чтил вас, он столько времени проводил с вами, покинув Твердь, вы укрывали его от забот в своих просторах, так помогите ему еще раз! Сделайте так, чтобы она не умерла, сделайте так, чтобы она стала бессмертной, подобно Моряку!»

От звуков моего голоса утес закачался, с домика позади снесло крышу, а волны, до того мелкие, поднялись стеной. Они сошлись и разошлись, и Воды сказали: избранницу твою убивает сама Твердь. Твердь — круговорот гниения и жизни, перетекающих одно в другое. Мы вырвем ее из круга, отделим от смерти и ввергнем в пучину жизни. Мы оделим ее бессмертием, но для этого Мы должны взять ее в Себя, сделать частью Нас.

«Но увижу ли я после этого свою возлюбленную?» — вопросил я, и Воды откликнулись: «Да».

Тогда, неся ее на руках, я вступил в волны. Когда вода стала по грудь, я опустил тело возлюбленной. Она камнем пошла ко дну, Воды вокруг взбурлились, поднялась пена, подул ветер... и предо мной появилось щупальце. Толстое розовое щупальце, покрытое присосками, — за ним второе, третье, четвертое, все семь — они ухватили меня за плечи, и за ними над поверхностью показалось горбатое мясистое тело, заросли белых полипов, будто седые власа, костяной клюв и глаза, эти страшные, равнодушные, многомудрые глаза морского осьмирука, того, кем стала моя возлюбленная! Я отпрянул, не в силах вымолвить ни слова, я ужаснулся и молчал. Клюв ее раскрылся, и она молвила скрипучим, лишенным и толики человеческого голосом: «Идем со мной, о Моряк, муж мой. Существа нашего племени славятся долголетием, людские поколения сменяют друг друга, а мы живем и живем... Но все же не бессмертны мы. Далеко в океане есть Слепое Пятно, Обитель Злого Солнца, над которым в Раковине зияет трещина, и ветра из великой внешней пустоши, той, что заполнена песком высохшего времени, проникают внутрь. Обитая в Слепом Пятне, я не умру никогда, там мы будем любить друг друга вечно!» Я трепетал, я содрогался от ужаса. А между тем она вперила в меня взор, полный какой-то темной, неестественной страсти, а между тем хладные щупальца цеплялись за мои плечи и бока, а между тем туша ее все выше поднималась над водою, все теснее прижималась ко мне в любовном томлении — и, наконец, терпеть все это не стало мочи. Я с криком вырвался из склизлых объятий и бежал, бежал, бежал!

Вослед мне неслись ее скрежещущие изъяснения в вечной страсти, перемежаемые влажным хрипучим кашлем, проклятиями, мольбой и бранью. И когда я, достигнув берега, понесся по нему, не останавливаясь и не оглядываясь, осьмирук воскликнул: «Я проклинаю тебя, Моряк! Ты будешь вечно помнить меня, но забудешь мое имя, и ты будешь хотеть прикоснуться ко мне, но забудешь мое тело, и ты будешь желать увидеть меня, но не сможешь заставить себя приплыть туда, где мог бы меня найти...»

С тех пор я не видел возлюбленной. Я не смог остаться на Тверди, ибо после всего произошедшего она казалась мне еще гаже, еще гнилостней и вонючей, чем прежде. И вот я борозжу пречистые воды, то преисполняясь желания достигнуть Слепого Пятна, Обитель Злого Солнца, то совсем забывая о нем, то приближаясь к нему, то отдаляясь... Я перевозил грузы и пиратствовал, я отправлялся в дальние путешествия к берегам, на которые еще не ступала нога людей материка, и плавал по узким речкам, берущим начало от моря Эрлана, и вот теперь, неужели теперь, по воле случая, приведшего на мой корабль того, чей путь лежит через эту область океана, я все же...

Голос капитана звучал все тише и тише, а последние слова он пробормотал едва слышно, так что Некросу пришлось приподняться и чуть ли не всунуть голову в окошко. Бородатый помощник и Эди Харт давно уже спали, оглашая пещерку храпом. Помощник грозно взрыкивал и хрипел, Харт вторил ему тонким носовым посвистом, будто вплетая жалобный писк тростниковой дудочки в рокот военных барабанов. Замолчав, Ван Дер Дикин свесил голову на грудь. Глаз его потух, и капитан захрапел в унисон с остальными двумя, хотя и более громко, добавив к лишенной ритма мелодии что-то вроде отрывистого гудка сигнальной трубы.

Глава 6

— Ох, не люблю я жару... — протянул Дикси, неловко поворачиваясь и громыхая костяной ногой в узком пространстве между стеной и торцом кровати.

— Тише! — шикнул на него Гарбуш.

Ипи спала, лежа на боку. Поверх тела шла пара широких ремней, опоясывающих кровать поперек: один прижимал ноги девушки, второй — плечи. Поблескивали две крупные металлические пряжки, которыми гномороб постарался стянуть ремни — не слишком крепко, но так, чтобы держали.

Мальца Гарбуш затащил в их каюту и теперь пытался привязать веревками к ножкам кровати, вбитым в пол. Дикси, слегка одуревший, изнывал от жары, вяло ворочался и мешал.

— В пещерах — там прохладно всегда, — бормотал он, отирая со лба пот. — Там здорово. Залезешь, бывало, в какой-то ход, ползешь-ползешь по нему с лампой, камень вокруг холодный, хорошо...

Закрепив веревки, Гарбуш повторил:

— Не шуми. И лежи смирно. Попробуй, может, заснуть. Хотя...

— А ты куда? — спросил малец.

— Я сейчас вернусь, — гномороб уже открыл дверь. — Надо проследить, чтобы наверху никого не осталось.

Он взбежал по лестнице. Глубоко вздохнув, наклонил голову, выскочил на палубу и помчался вперед.

Солнечное Пятно наступило как-то очень быстро: еще совсем недавно они летели сквозь холодный сизоватый воздух раннего зимнего утра, и вдруг небеса, словно густо присыпанные пеплом, треснули, разошлись в стороны, как два отрезка темной ткани, свернулись вправо и влево, к горизонту. Обнажилось второе небо: раскаленное, текущее потоками плавленого металла. Жаркий воздух упал на ковчег.

Гарбуш старался не обращать внимания на окружающее, он даже ни разу не глянул за борт все то время, пока заставлял карл спускаться вниз и проверял крепеж мачты со спущенным парусом, ни разу не посмотрел в иллюминатор, когда пристегивал Ипи и укладывал Дикси.

Сейчас он лишь быстрым взглядом окинул палубу и побежал, глядя себе под ноги. Его пугало происходящее, пугала свалившаяся на них безумная жара. Во всем этом присутствовало что-то противоестественное, в Солнечном Пятне было что-то очень не так. Пространство изменилось; в мягком, распластанном между небом и землей теле эфира на этом месте зияла рана, сквозь которую внутрь проникало нечто чужеродное и злое.