Читать книгу "Ne-bud-duroi.ru - Елена Афанасьева"

— Мне противопоказано, чтобы что-то делалось исключительно для меня, любимой. Неуютно буду себя чувствовать…

Лику мои слова рассердили, и она изо всей силы снова шарахнула шваброй по потолку.

Раздался треск, и на нас с грохотом посыпались куски штукатурки, смешанные с кусками лепнины. А сама Лика, как в замедленной съемке, стала падать на руки охраннику. Вслед за ней летели стул, кухонный стол, куски потолка, подвески от люстры и, наконец, сама люстра… Оседавшая пыль ровным слоем покрывала и колбасу, и олигарха.

Когда все допадало, оказалось, что в потолке не хватает аккуратного прямоугольного фрагмента, точно соответствующего одной из деталей лепнины.

— Пустота! — радостно завопила Лика и, преодолевая сопротивление все еще державшего ее на руках охранника, кинулась составлять столы и тумбочки, дабы снова забраться вверх и исследовать обнаружившуюся нишу. Что ей и удалось.

— Здесь что-то есть…

Лика засунула руку поглубже…

И вытащила небольшую коробочку с портретом той самой азиатской экс-президентши, которую я недавно видела на фото рядом с моим чствертьшведом. И еще какой-то запылившийся узелок из старого батистового платка.

В платке обнаружилось колье.

— Мамочки, свят! Сокровище! — сказала Ленка.

— Ой! Эта тетка на картине точно в таком! — деловито заметил дожевавший Стасюлик. — Фамильная реликвия, наверное. Но у тетки еще и сережки такие с висюльками, и колечко неслабое.

— Почему колье прятали в специальную нишу, понятно. Но зачем туда засовывать коробку конфет, тем более не распечатанную с одна тысяча девятьсот… — Лешка перевернул коробку с экс-президентшей, отыскивая дату изготовления, — …девятьсот восемьдесят четвертого года, — не понимаю.

— Я понимаю, — пришлось отозваться мне. — Бывший хозяин из-за этой дамы сильно пострадал. В начале восьмидесятых он был заместителем министра иностранных дел, где-то с ней случайно пересекся. А дама по уши влюбилась. И, не сопоставив политические системы, явилась с визитом в Москву, причем без супруга. Замминистра упекли в Кремлевку, якобы срочно лечить. Но дама и туда наведалась, с сотней роз и с коробкой конфет. Не исключено, что с этой самой коробкой. Хотя могла бы и что-то посолиднее привезти, даром что с собственным портретом.

— Ну и… — спросила заинтригованная Ленка.

— Что «и»? Из замминистров разжаловали. Когда мы в 91-м познакомились, он в сетке нес батон и кефирчик.

— А конфеты до сих пор съедобные, — деловито заметил Стасюлик, уже успевший распечатать коробку почти двадцатилетней выдержки. — Шоколад только посерел сильно, покрошился кое-где, а так ничего себе!

— Стасюличка! Выплюнь немедленно, отравишься! — завопила Ленка. Но испугалась она не срока давности экс-президентш иных конфет. — Никто не знает, какую отрицательную ци могут нести конфеты, подаренные таким образом!

Но ее сынуля успел вынуть из замысловатой бумажки и отправить в рот уже третье шоколадное изделие, похожее на небольшое яйцо. И в подтверждение Ленкиных слов о негативном ци во рту Стасика что-то хрустнуло. Ребенок завопил.

— Плюнь, плюнь! — кричала Ленка. — Зубик не сломал? Плюнь!

Ребенок плюнул. Шоколадка стукнулась об пол и как маленький мячик допрыгала до ног Араты. Арата поднял, внимательно посмотрел злосчастную конфету на свет, покрутил, вытер салфеткой и… сам попробовал на зуб. Послышался тоненький скрежет.

— Я могу ошибаться, Женя, но мне кажется, я приношу извинения, что это жемчужина.

Жемчужина величиной с перепелиное яйцо!

Вот что влюбленная экс-президентша подарила Григорию Александровичу. Вот что, не доверяя советской системе, замаскировала, заказав целую коробку конфет подобного цвета и формы. А если бы он передарил коробку?! Или диктаторше и на ум прийти не могло, что любовник может отдать кому-то ее дар?

— От своего дедушки я слышал об одной жемчужине столь же огромного размера. Дедушка видел ее, когда воевал в тех краях, где позднее правил муж этой дамы. — Аратка кивнул на портрет с конфетной обложки. — Дедушка слышал рассказы местных жителей о какой-то черной жемчужине необычайной формы и невероятно огромной, которая приносит несчастье. Ее еще называли Жемчужиной Магеллана. Будто ее кто-то подарил Магеллану незадолго до его гибели в тех местах. Если хотите, я прочту вам из дедушкиного письма.

Арата скрылся в маленькой комнате и появился с потертым конвертом. Достал листки, испещренные причудливыми иероглифами, и заложенную в письмо фотографию — молодой мужчина, японец по виду, рядом с женщиной, чем-то похожей на звезд старого советского кино. Оба стоят по колено в море на фоне Медведь-горы. И надпись: Аю-даг. Гурзуф. Июль 1936. Что-то в этой женщине было неуловимо знакомое.

Фото Арата положил на стол, а в письме нашел нужный фрагмент и стал читать про то, как дедушка Хисаси видел сокровища генерала Ямаситы, как встретил беглого пленника, который потом стал президентом страны…

— И мужем вашей «влюбленной императрицы». Что и требовалось доказать! — подвел итоги Лешка. — Все!

Но оказалось, что и это еще не все.

Раздался звонок, и на пороге возникла соседка.

— Лидия Ивановна! Извините, Бога ради! Вас потревожил шум? У нас тут, видите, потолок оказался двойным! Может, поэтому и не текло, как у вас… Там обнаружилась ниша сантиметров в пятьдесят, и она спасала от затеков с крыши. Хотите посмотреть?

Но соседка моя не видела ни потолка, ни собравшегося за столом разношерстного сообщества, включающего известного всей стране олигарха. Старушка смотрела только на оставленную Аратой на краю стола фотографию.

— Хисаси! — прошептала соседка и стала медленно съезжать на пол…

* * *

Буйство этого дня закончилось как-то сразу. Пришедшая в себя Лидия Ивановна увела нежданно найденного «хоть и не родного, но все-таки внука» в соседнюю квартиру. Стасюлик, доев все, что было куплено Аратой, позволил Ленке увезти себя домой на той фиолетовой «ласточке», которую Лешкины «компьютерные дизайнеры» пригнали из тверского леса. Некомпьютерная дизайнерша Лика, тщательно вымерив объявившиеся в потолке дырки, исчезла, пообещав уже завтра прибыть с ремонтной бригадой: «До возвращения вашего сына квартира будет в полном порядке!» Она, как и Агата, не спрашивала, а ставила окружающих перед фактом. Сам олигарх, сопровождаемый тенью совершенной Агаты, исчез почти по-английски, пообещав обязательно пригласить меня в «замастаченный» Ликой гараж-дворец: «Может, хоть в прежней гаражной обстановке удастся с тобой, Савельева, доцеловаться!»

Я вдруг осталась одна. И с удивлением пыталась вспомнить все, что произошло за этот безразмерный день. В начале его я была почти заключенной в неведомом мне месте, в конце дня оказалась у себя дома владелицей дивного колье, уникальной черной жемчужины и лишних 50 сантиметров в высоту. А между утром и вечером поместился налет на клинику, мое похищение, контрабандное возвращение на родину, встреча с Оленем, подарок в виде тут же разбитой машины, погром в центре Москвы, страх за Арату и случайно раскрывшаяся тайна Араткиного дедушки и его русской жены — моей соседки. Случись мне прочесть о таком стечении обстоятельств в романе — не поверила бы, подумала, что автор излишне накрутил. Но сколько раз я замечала, что в жизни случаются ситуации, описать которые в романе или снять в кино невозможно, — получится нарочито. Теперь в такое нарочитое кино превратилась моя собственная жизнь.