Читать книгу "Финита ля комедиа - Ирина Мельникова"

— А вон он сам, легок на помине! Говоришь, в театре нас дожидается? А вот и нет! — с торжеством воскликнула Лиза, кивая на окно экипажа.

Тартищев с недоумением потянулся к окну. Прямо под носом у их экипажа главный режиссер театра Юрий Борисович Турумин быстро пересек дорогу к стоящей на противоположной стороне улицы легкой коляске.

При ходьбе он опирался на трость и заметно прихрамывал. Судя по выражению лица, он возвращался с панихиды по очень близкому и любимому родственнику. По крайней мере, ни Лизу, ни Федора Михайловича он не заметил. Тартищев проводил его ошеломленным взглядом, потом посмотрел на дочь.

— Интересно, откуда это он?

Лиза пожала плечиком.

— Известно, откуда! От Сухарева, от художника!

Вероятно, поздравлять ездил. Ты разве не слышал? Он на днях женился.

— Турумин? Женился? — поразился Тартищев, чьи мысли неожиданно потекли в новом, встревожившем его направлении, и он услышал только последнюю фразу.

— Папа, чем ты слушаешь? — рассердилась Лиза. — Какой еще Турумин? Сухарев женился. На Ольге Гузеевой… Через несколько дней они в свадебное путешествие уезжают. В Италию.

— Ольга? Гузеева? — Тартищев уже более осмысленно посмотрел на дочь. — Уезжают? — и крикнул Никите:

— Остановись! Я здесь сойду! — И обратился к Лизе:

— Слушай меня, Елизавета, внимательно.

Сейчас Никита отвезет тебя в театр, там тебя встретит Алексей и объяснит все, что от тебя требуется. Учти, слушаться его будешь беспрекословно, и смотри, чтоб никакой самодеятельности! И попробуй хоть на шаг от него отойти! — Он погрозил ей пальцем и вышел из экипажа. И уже с улицы крикнул:

— Скажи Алексею, что я немного задержусь. Нужно выяснить некоторые обстоятельства! Я переговорю кое с кем и приеду в театр. Если появится Иван, пускай меня обязательно дождется!

— Хорошо, папа, — неожиданно покорно ответила Лиза. — Я все передам, все объясню! — А под нос себе пробурчала:

— Так уж и быть…

На его звонок дверь открыла горничная в накрахмаленном белом фартуке и таком же чепце.

— Тартищев. Начальник сыскной полиции, — представился Федор Михайлович. — Я бы хотел встретиться с Василием Ивановичем и его супругой.

— Они сейчас в мастерской работают, — сообщила горничная. — Я узнаю, когда они освободятся.

— Ты, милочка, передай, что пришли из полиции, и мне особенно некогда ждать, когда они освободятся, — сказал строго Тартищев. — Дело у меня важное и отлагательства не терпит.

Горничная в замешательстве посмотрела на него, поправила чепец и почти выбежала из вестибюля, заставленного высокими темными шкафами старинной работы.

Вместо нее появился лакей, принял у Тартищева шинель и фуражку и повесил в один из шкафов, как оказалось, одежный. Сделав приглашающий жест в сторону двери, в которой скрылась горничная, он склонил голову в поклоне и предложил:

— Пройдите-с в гостиную! Мастерские на третьем этаже, пока Дарья добежит…

Но Дарья, видно, сильно спешила донести до хозяев сообщение о появлении в доме полиции, потому что Федор Михайлович не успел еще окинуть взглядом полутемную, с занавешенными окнами гостиную, как ее порог переступил высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с густой копной вьющихся русых волос, слегка курносым носом, маленькой аккуратной бородкой и усами. Одет он был в красную косоворотку, подпоясанную шелковым кушаком. Глаза его смотрели с любопытством, но доброжелательно, а сам он улыбался во весь рот, словно только и ждал этого счастливого момента — встречи с начальником сыскной полиции.

«Ишь ты, гусли в руки и вылитый Садко!» — подумал про себя Федор Михайлович, окидывая быстрым взглядом художника. А то, что мужчина и есть Василий Сухарев, угадывалось по ногтям, у основания которых виднелись узкие полоски белил. Видно, художник писал красками, когда вошла горничная, и, прежде чем спуститься к Тартищеву, успел только обтереть руки тряпкой.

— Чему обязан столь неожиданным визитом? — спросил весело Сухарев и протянул Федору Михайловичу ладонь с длинными пальцами. Рука была сухой и теплой, а рукопожатие — сильным. — Если не ошибаюсь, Федор Михайлович? — справился художник и, окинув Тартищева быстрым, как тому показалось, оценивающим взглядом, добавил:

— Много о вас слыхал!

Много! Жаль, не пришлось раньше встретиться! Фактура у вас, Федор Михайлович, скажу я вам… — Он отступил на пару шагов назад и вновь окинул его взглядом. — Ну, чистый Ермак! Бороды только не хватает!

Вы когда-нибудь носили бороду, Федор Михайлович?

Тартищев потер подбородок и с недоумением посмотрел на Сухарева.

— Носил, и что с того? Жена заставила сбрить. Говорит, я с ней вылитый варнак!

— Федор Михайлович, — Сухарев обошел его кругом. — Дайте мне слово попозировать, когда я вернусь из Италии. Я сейчас подбираюсь к новой работе. Не знаю еще, как будет называться. Возможно, «Покорение Сибири Ермаком» или что-то в этом роде. Но центральной фигурой там непременно будет атаман Ермак, а вокруг его боевая дружина. Мужики — огонь! Представляете? Челны у берега, боевые стяги развеваются!

А навстречу Кучум со своей ордой. Решающая схватка!

Лицом к лицу! Уже в ходу не пики, а клинки и боевые топоры… И побеждает тот, у кого напора не занимать и выдержка сильнее!

— А я тут при чем? — удивился Тартищев. — К слову, я ведь не в натурщики пришел наниматься, а по более серьезному делу.

— Что ж, у вас свои серьезные дела, у меня свои, но все ж не отказывайтесь, вы же вылитый Ермак, ничего даже додумывать не надо! Мы вас оденем в соответствующий костюм. Я уже договорился с Туруминым, кое-кто из актеров тоже согласился мне позировать.

— Я, к сожалению, не актер, — развел руками Федор Михайлович, — и служба такая, что минуты свободной нет! Семью, бывает, по несколько дней не вижу!

Так что увольте, Василий Иванович, от Ермака, найдите кого посвободнее для своих занятий!

— Жаль, очень жаль, — протянул разочарованно Сухарев, — такой вы человечище замечательный! У меня аж сердце екнуло, когда я вас увидел!

— Где мы сможем поговорить? — поинтересовался Тартищев, чувствуя, что если художника не остановить, то от темы Ермака им еще очень долго не избавиться.

— А давайте в мастерской, — Сухарев открыл перед ним дверь. — Тут всего ничего ходу. Оля там сейчас работает, моя жена. Видите, в косоворотку меня нарядила. Портрет с меня пишет, — произнес он с явной гордостью. — И очень даже неплохо у нее это получается. Рука у нее, скажу я вам… Мужику иному такое не под силу. Талант, несомненный та-алант! — произнес он несколько нараспев. — И я это утверждаю не только потому, что я Олин муж.

Он радостно засмеялся. А слова «Оля», «муж» и «жена» у него прозвучали как-то по-особому нежно и вместе с тем ласково. И Тартищев понял, что художнику еще в новинку чувствовать себя женатым человеком.