Читать книгу "Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец"

– Приятно, когда не нужно представляться. А ты, конечно,Мефодий?

Голос его звучал нейтрально, однако в глазах у него Мефодийвидел ненависть. Ненависть, которая казалась ему присохшей ко взгляду оборотня,как старый птичий помет к перилам балкона. Никогда и никто в жизни не ненавиделего так остро. Мефодию чудилось, что он ощущает давление этого жуткого, как уадского змея, пылающего взгляда. Давление страшное и гипнотизирующее.

Буслаев осторожно скосил глаза на свой меч, взвешивая,сможет ли выдернуть его из шеи змея, где тот засел по самую рукоять. Даже присамом оптимистичном раскладе получалось, что если и выдернет, то не сразу.Боевой топор Яраата явно опишет дугу быстрее.

– Гораздо быстрее. Чешуя держит меч очень прочно. Этолучшие, самые надежные ножны из всех существующих, – мягко сказал Яраат,прочитывая его мысли.

– Это вы заставляли змея маскироваться под лимузин и следитьза мной? Зачем? Неужели нельзя было сделать это незаметно? – резко спросилаДаф.

Яраат без всякого сожаления покосился на мертвое чудовище ипожал плечами.

– Разумеется, можно. Но мне показалось забавной идеяпощекотать тебе нервы. И потом, по большому счету, это оказалось полезным. Тыустала, издергалась, наконец, потеряла бдительность, заболела, и я получилоттиск твоих крыльев.

– А зачем было заставлять змея нападать на меня?

– Он нападал?.. Ах, какой пройдоха! Нехороший мальчик! –Яраат, кривляясь, погрозил мертвому змею пальцем. – Ну это уж он сам! Я, видишьли, каюсь, забывал его кормить. Первое время, пока он был сыт, он сдерживался,даже – хе-хе! – когда ты колотила его флейтой около «Смоленской», но затем унего сорвало крышу.

– И что теперь? Вы, конечно, собираетесь нас убить?

Отвлекая оборотня, Даф краем глаза отметила, что Депресняк,прижимаясь к полу, скользнул за змея и затаился, оставшись для Яраатанезамеченным. Не бог знает какое секретное оружие, но все же лучше, чем ничего.

Оборотень лениво отбросил ненужный кнут, сунул за поясотнятую у Даф флейту и извлек из внутреннего кармана сероватый, завязанныйлентой свиток.

– Два оттиска уже есть. О них я побеспокоился ранее. Осталсянебольшой пустячок – и дело сделано. Березовые поленья я уже приготовил.Займутся они от одной искры… – сказал он задумчиво, избегая прямого ответа навопрос.

Мефодий снова безнадежно покосился на свой такой близкий итакой недосягаемый меч. Он понимал, что они с Даф безоружны и не имеют шансовсправиться с Яраатом, в руках у которого топор-артефакт. Даже если они побегут,жидкий перстень, медленно вращавшийся на худом пальце оборотня, с легкостьюпоразит их первой же искрой.

– Только прежде мне придется написать желание… – мечтательнопродолжал Яраат. – Маленькое, очень скромное желание. Совсем не глобальное.Свет и тьма напрасно переживали, что я нарушу баланс. Какой смысл нарушать то,что и так существует лишь в их воображении? Хотя, признаться, у меня мелькалазабавная мыслишка. Вы знаете, почему горбун Лигул так возвысился?

– Нет, – сказал Мефодий машинально.

– Как, неужели?.. Разве Арей никогда об этом не упоминал? О,скрытный дружище Арей! – ухмыльнулся Яраат. – Лигулу досталась оборваннаяцепочка от разбитого дарха Кводнона, который уничтожили златокрылые, когдапронзили Кводнона мечами. Всего только жалкая цепочка, в которой, впрочем,оставались кое-какие силы.

– Цепочка Кводнона! – тихо повторила Даф. Так вот о чем неподозревает свет! А они там в Эдеме головы ломают, почему главой Канцеляриимрака стал такой странный персонаж.

– А теперь вообразим себе такой вариант, – язвительнопродолжал оборотень. – В пылу битвы – а в шатре тогда была ужасная давка,можете поверить, – цепочка Кводнона потерялась. Ее втаптывают ногами в рыхлуюземлю, и она веками скрывается под землей, зарастая сверху травой. А потомприхожу я и просто беру ее. А вместе с ней и кое-какую власть. Красиво?

– И почему вы решили этого не делать? – спросила Даф. На еевзгляд, идея была неплохой.

Оборотень поморщился.

– Игра не стоит свеч. Все взвесив, я решил, что еще одинартефакт мне не нужен. У меня и так их было немало до определенного момента.Мое желание будет иным. У одного младенца лет так тринадцать назад возникаютпроблемы с сердечным клапаном, и этот младенец умирает, так и не родившись.

– И этого младенца, конечно, зовут Мефодий Буслаев. И, нерождаясь, он не забирает у тебя силы, не так ли? – спросила Даф.

Яраат поднял редкие брови.

– Мефодий? А вот тут ты ошибаешься. Этого младенца никак незовут. Он умирает без имени, не названный, не записанный в книги. НикакогоМефодия нет, не было и не будет. Вот зачем мне нужен именно его эйдос. Чтобы онперечеркнул сам себя. В любом другом случае, даже в случае с цепочкой Кводнона,мне бы подошел любой другой… Мир полон эйдосов, большинство из которых можнополучить, обладая лишь наглостью и минимальной фантазией! – отрезал он.

Его рука скользнула к поясу, и в следующий миг в нейпоявился боевой топор. Мефодий был поражен, как быстро Яраат извлек своегромоздкое оружие. Оборотень щелкнул по лезвию ногтем и с удовольствиемприслушался к звуку.

– А теперь сделка, – сказал он, пристально глядя наБуслаева. – Уговаривать тебя отдать эйдос по доброй воле я не буду. Знаю, чтобесполезно. Выбирай сам. Первое: я убиваю сейчас на твоих глазах Даф и ухожу. Вэтом случае твой эйдос остается у тебя, ибо отнять его силой я не смогу, даже умертвого… А раз так, зачем мне вообще тебя уничтожать? Пусть лучше тебя всюжизнь грызет совесть.

– А второе?

– О, я вижу мы заинтересовались? – захихикал оборотень. –Второе: ты просто отдаешь мне свой эйдос. По-хорошему произносишь формулуотречения. Я забираю его, прячу топор, мы вежливо прощаемся и расстаемсяхорошими друзьями… Даф, разумеется, остается жива.

– А я, конечно, нет? Что там насчет моего сердечногоклапана? – поинтересовался Мефодий. Он не собирался соглашаться на этот вариант– просто тянул время.

Угол рта Яраата задергался.

– Вот уж не знаю, как время справится с парадоксом.Возможно, в этой реальности ты и не пострадаешь, но я обрету свои прежние силычерез колодец миров. А возможно, ты просто исчезнешь… Все зависит от того,какими нитками время предпочтет зашивать свои дыры. Время – весьма нравнаясубстанция, если не сказать больше: упрямая как осел.