Читать книгу "Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец"

Даф не запаниковала. Напротив, мысли ее внезапнопрояснились. Она ясно ощутила, что время есть. Пусть минута или две, но все женикто их не отнимет. Теперь главное – спокойствие. Никаких резких движений,никакой суеты. Не отрывая взгляда от эйдоса, она с нарочитой медлительностью вытерлаоб одежду ладони, покрытые неприятно пахнущей слизью, и взяла флейту. Размялазатекшие пальцы, содранные железным прутом и потерявшие чувствительность.Ощутила ее в руках. Поднесла мундштук к губам. Коснулась его языком. Взялакончиками губ. Выдохнула осторожно, неуверенно, словно испытывая свои силы исилы флейты. Затем выдохнула еще раз, уже с большей верой в себя, и, наконец,заиграла, поняв, что достигла необходимого спокойствия и внутреннейсосредоточенности. Щемящие звуки заполнили пространство внутри мертвых,обреченных стен, и даже стены, казалось, обрели надежду.

Даф играла, не глядя на Мефодия, но зная, кому адресованкаждый звук, и чувствуя, что каждое магически преображенное в звук, дыханиедостигает цели и согревает того, кого должно согреть. Это была маголодия любвии верности – единственная, которая могла помочь в данную минуту. Самаяпродолжительная и щемящая из всех маголодий Эдема – с длинными томительнымизамираниями и внезапными, то грустными, то пронзительными звуками. Казалось, чтомаголодии не существует целиком – вся она дробилась на короткие, с неравнымиинтервалами периоды, похожие на гулкие, вначале слабые, а после набирающие силуудары сердца.

Даф играла и чувствовала слезы на своих глазах. Ей быложалко себя. Вместе с маголодией Даф передавала Мефодию часть своих сил ивечности. Но в то же время – тут Даф так и не удалось окончательно себяобмануть – делиться этим с Мефодием было приятно.

Ярость в глазах у Депресняка, вызванная близостью змея,погасала. Даже на этого вечноголодного бешеного гибрида людоеда и дисковой пилымаголодия действовала умиротворяюще.

Когда последний томительный звук растаял в пустоте дома, Дафопустила флейту и впервые за последние минуты посмотрела на Мефодия. Его эйдосвновь сиял ровным светом, не напоминавшим более агонизирующую яркостьперегорающей лампы.

Даф опустилась на чешуйчатый твердый бок мертвого змея истала смотреть на Мефодия. Тот дышал ровно. Щеки утратили цвет мокрого мела.Тяжелое забытье близкой смерти уступило место глубокому, целительному сну. Дафинтуитивно знала, что примерно через четверть часа Мефодий откроет глаза.Сейчас же лучше не будить его, чтобы позволить силам вернуться.

«Хорошо, он не слышал, как я играла. Может, он не понял бы,но все равно почувствовал бы», – подумала она. Даф знала, что эти минутынавсегда останутся только ее минутами. Она никогда не расскажет ни о чемМефодию. Только им, стражам, известно, что в этой жизни на самом деле имеетзначение.

«Интересно… м-м-мммм… ну, чисто теоретически, Буслаев красивыйили нет? – рассуждала она, пользуясь возможностью безопасно и долгоразглядывать его. – Конфетным красавчиком его, конечно, не назовешь. Но ведьэти, с красными щеками, они все сплошь аллергики… Ну-ка, быстренько разложимгосподина Буслаева на плюсы и минусы. Разберем его по гаечкам. Плюсы: оннеглуп, иногда остроумен, вроде видит себя со стороны, не строит из себякрутого повелителя мрака, всего такого с распальцовочкой, типа ему море поколено и небо по пояс. Минусы: м-м-м… хамит иногда преотвратительно… обращаетна меня внимания меньше, чем мне хотелось бы… джентльмен из него… хм… довольноситуативный. С образованием тоже не ахти. Сейчас только стал слегканаверстывать. И самый главный минус: возраст. Ему только тринадцать… С другойстороны, всего через семьсот дней ему будет пятнадцать. А через три тысячишестьсот дней – 23. А что такое три тысячи дней? Ерунда. Всего четырестадвадцать воскресений. Сколько раз меня в детстве на тридцать лет оставляли безконфет! Плюс однажды на восемьдесят лет без мороженого…»

Мефодий вдруг улыбнулся. Замешкавшаяся Дафна, увлекшаясясвоими размышлениями, поняла, что он давно пришел в себя и все это времяразглядывал ее сквозь полуприкрытые веки. «Блин, опять уловки мрака! На каждомшагу хитрят! Невозможно иметь с ними дело!» – подумала она с раздражением ипоспешно отвернулась.

– Очнулся? Мог бы сказать спасибо. Когда тебя в другой разпридавит, сам будешь вылезать, – пробормотала она.

Мефодий сел, убеждаясь, что он в меру жив и в меру здоров.Болело абсолютно все, но переломов как будто не было.

– Я отвык говорить «спасибо». Опасное словцо. Суккубы нанего странно реагируют. А комиссионеры – те вообще доносить сразу бегут!Спасения, мол, ищет у конкурентов и все такое прочее… – заявил Мефодий.

Его взгляд остановился на шее змея и на рукояти меча.

– Послушай, это я его туда?.. Или кто? – спросил оннедоверчиво.

– Похоже, что ты. Я с металлоломом по улицам не бегаю, –заметила Даф.

Мефодий провел рукой по лицу, припоминая.

– Я порой бываю очень хищный. Особенно когда на меняпрыгают, – сказал он задумчиво. – А ты как здесь очутилась? Хотя… я, кажется,вспомнил… это ты меня сюда позвала.

– Я? – возмутилась Даф. – Проснись и пой, галюпчик! Нужен тымне, как моржу акваланг и африканскому вождю валенки!

– Значит, это не ты посылала голову? – недоверчиво спросилМефодий.

– Я?

Внезапно со стороны лестницы послышался сухой щелчок,похожий на звук хлыста, лизнувшего голенище сапога. Одновременно что-то обожглоДаф кисть. От боли она разжала пальцы и запоздало осознала, что обезоружена.Флейту бесцеремонно вырвали у нее из пальцев.

– О нет, моя флейта! – простонала Даф.

– В чем дело, заинька? Дудочка не гудит? Ноты застряли вдырочках слипшейся вермишелью? Фонограмму заело? Эй, кто-нибудь, удавитезвукорежиссера! – расхохотался кто-то.

Стена – или, вернее, то, что прежде казалось вполнебезобидной частью стены с осыпавшейся штукатуркой и проглядывавшим рыжеватымкирпичом, – пришла в движение, обретая форму.

Даф и Мефодий обернулись.

* * *

У лестницы стоял высокий сутулый мужчина. Его лицо казалосьпродолжением плеши, которая была цвета старого бильярдного шара. Уголки ртаподрагивали от тика. В руке он держал длинный кнут, казавшийся нелепым,особенно в сочетании со строгим офисным пиджаком черного цвета и сбившимсягалстуком бабочкой. Однако стоило заглянуть в пустые внимательные глазанезнакомца, как желание улыбаться пропадало. На поясе в металлическом кольцевисел боевой топор, известный в астральном мире как топор Отраженной Смерти.

– Яраат! – по наитию воскликнул Мефодий.

Мужчина предупредительно поклонился: