Читать книгу "Тени черного пламени - Алексей Колентьев"

Поэтому я только подмигнул девушке и ответил коротко:

– Почти… А сейчас пойдем к водиле, нужно предупредить, что мы уходим.

Водила, избранный ватажниками между собой еще до нашего появления, ничего против расставания не имел. Пожав друг другу руки, мы попрощались, как принято в наших краях – не желая ни легкой дороги, ни тем более удачи.

Сойдя с дороги у невысокого могильного кургана с покосившимся и проржавевшим от времени крестом на макушке, мы пересекли широкий клин степного сухостоя, за которым начинались довольно густые лесопосадки. Войдя в лес, мы оказались в густой тени. Как и везде в Зоне, деревья тут перекрутило, что не мешало им жить какой-то своей, непонятной жизнью. Все без исключения тут имело темно-рыжий оттенок, даже трава и росший клочками там и сям мох. Найдя знакомую тропинку по незаметным постороннему приметам, я повел девушку к схрону, до которого оставалось часа три, может быть чуть больше. Лесопосадки были частью одной из тех самых спокойных аномалий, которые дрейфовали не так хаотично, как глубинные, находящиеся далеко на севере и северо-востоке Зоны. После известных событий трудно было оставаться в башне, смотреть на Дашины вещи, впитывать остатки ее запаха. Поэтому я долгое время бродил по Зоне совершенно без всякой цели. Именно бродил, просто шел куда глаза глядят, лишь иногда прерываясь на короткий отдых. Может быть, от сильного истощения, а может, по высшему наитию стали мерещиться тропинки в нехоженом лесу, в котором я сам не понял, как очутился. И опять же от полного безразличия к собственной дальнейшей судьбе я пошел по еле видимой в зарослях кустарника тропинке и через некоторое время набрел на поляну с полуразвалившейся землянкой на ней. Внутри ничего примечательного не оказалось, а из ценных вещей только печка-буржуйка, хорошо приспособленная в левом углу землянки возле входа. Рассыпавшийся в труху деревянный столик и две провалившиеся вовнутрь самодельные лежанки говорили о том, что жилищем не пользовались уже очень давно. И опять же, почти не осознавая собственных действий, я вынес на поляну все гнилье и мусор. Некоторое время ушло на рытье траншеи, в которую и отправилось почти все, оставшееся от прошлых хозяев. Замаскировав все срезанным заранее дерном, я с разных сторон осмотрел траншею. Вышло очень неплохо, словно бы ничего тут и не было вовсе.

Позже, прочищая печку, пришла мимолетная мысль о том, что хозяева уже не вернутся. А подумалось так из-за найденных в мусоре рваных кульков из-под сахара, круп и пары вздувшихся банок тушенки. Заначка была очень старая, скорее всего советских времен, да и следов возле хижины нет, даже месячной давности. Размышляя так, протопил буржуйку найденным вокруг более-менее сухим валежником, уселся на расстеленном возле теплого закопченного бока печи походном коврике. Живой огонь неторопливо, с достоинством пожирал сучья, по землянке поползли робкие волны первого тепла. Во мне вдруг проснулся зверский аппетит, и в следующие полчаса я уже уничтожил две банки тушенки, которые опять же непонятно как оказались в рюкзаке. Как это случилось, до сих пор не упомню. Все после смерти Даши сливалось в один нескончаемо длинный день, проживаемый без особого вкуса к процессу. А после был сон, более всего похожий на смерть, полное небытие. Черный провал, который длился по внутренним ощущениям всего один миг, а на самом деле прошло трое полных суток и еще пара часов. Сон не заставил боль уйти, однако в голове прояснилось, туман апатии рассеялся. Осознав, что лучше будет вернуться назад, в башню, я попытался выбраться с поляны, но удалось это не сразу. Немного скособочившийся от горя «шифер» сыграл со мной скверную шутку. Каким-то образом я прошел по узкой границе стыка двух «медленных» пластов блуждающей земли, а поляна с землянкой были чем-то вроде глаза бури в обычном мире. Маршрутизатор в какой-то момент отключился из-за перегрузки. Так случается довольно часто, если окажешься близко к границам серых земель. Данные с бреднянского сервера вступают в конфликт с потоком данных со спутника, и коммуникатор просто вырубается.

Еще трое суток я ощупью искал дорогу назад, обозначая дорогу вешками. Сбивался с пути, возвращался с полдороги к поляне, пока в какой-то момент не удалось нащупать те прошлые ощущения и выбраться из леса на твердую землю. Немного позже появилась связь и коммуникатор снова вырубился, на этот раз из-за тонны сообщений от артельщиков. Ребята искали меня все это время; как только я снова включил ПДА, они примчались всей артелью, а Норд без разговоров врезал мне в табло от души. Потом он еще неделю со мной не разговаривал, пока я не принес его любимый французский коньяк и мы не распили эту бутыль как раньше, из горла. Традиция эта повелась после одного случая, еще во время войны в Таджикистане. Мы, следуя отработанной еще за речкой тактике коллег из ГРУ, охотились за караванами с дурью, шедшими через границу плотным потоком. Местные сдавали наших погранцов духам с завидной регулярностью, доверия приграничным жителям и тем более военным не было никакого. И вот, по договоренности с пограничниками, мы выходили на сопредельную территорию и стерегли горные тропы, по которым духи гоняли караваны с тюками, полными чистого афганского героина. Между собой мы называли каждый выход экс, от длинного революционного термина – «экспроприация», означавшего вооруженный налет. В тот раз экс не получился, нам попалось всего четыре осла, груженных мелкой контрабандой, видимо, разведка облажалась. Однако среди прочего я нашел целый ящик французского коньяку, причем совершенно настоящего. Найти в мусульманской стране дорогой алкоголь – это уже чудо. Короче, нам с Нордом тогда осталась всего пара бутылок. Остальное ушло интендантам, командиру отряда, курировавшему наш участок, бутылку подарили капитану Шубину, хотя он взял лишь из солидарности. Этот странный, хитрый как змей особист признавал только русскую водку. Поскольку импортной «амброзии» было мало для нормального шабаша, мы отпивали по глотку после каждого удачного возвращения из поиска. Из горла, за жилым модулем связистов. После недельного бойкота, выставив перед угрюмо дующим кофе Юрисом пузатую зеленую бутылку, я рассказал старому другу все, не таясь. Постояли в глухом тупичке на заднем дворе башни, прикончили коньяк досуха. И с тех пор больше я в загул никогда не ударялся. Ведь кроме собственной дороги командир обязан видеть путь своих подчиненных, идущих следом, и не заслонять его собственными проблемами.

Туман окутывал деревья слева и справа от тропинки, поэтому пришлось повязать на пояс страховочный трос, другой конец которого был пристегнут к кольцу на поясе у Ксении. Тропа, ведущая к схрону, настолько узкая, что, уйдя с нее даже на полшага, можно потеряться навсегда. Старые вешки пришлось уничтожить после пары случаев, когда, возвращаясь в землянку, обнаруживались трупы неизвестных бродяг, отыскавших ход на поляну. Все они попадали сюда случайно, везения незнакомцев хватало только на то, чтобы сделать пару шагов к землянке, одному даже удалось открыть дверь. Поэтому теперь все вешки были убраны, а стесы на стволах деревьев тщательно замаскированы мхом или затерты землей. Конечно, неприятно осознавать, что ты не единственный можешь отыскать дорогу там, где ее не должно быть, но в мире нет ничего исключительного, все так или иначе повторяется. Когда тропинка совершенно истончилась и исчезла, я поманил девушку к себе и, взяв ее за руку, заставил сделать ровно три широких шага вперед, затем прыгнул следом. Снова последовал мягкий толчок в спину, и мы оказались на поляне.