Читать книгу "Махинации самозванца - Илья Николаевич Романов"

на ушах. Чёрный костюм, что не скрывал его легкое брюшко. Стол, обтянутый синим сукном. Чернильные пятна на пальцах. Лёгкий сумрак. Спокойные глаза. Те, что видели и не такого, как я…

– Имя. Ранг. Титул, – тихо, чуть ли не про себя прошептал клерк. – Суть претензий. Жалобы. Пожелания…

– Барон. Ваден. Не знаю… – сломал я шаблоны машины бухгалтерии.

Клерк поперхнулся от моей улыбки. Не привык он, что перед ним нечто. Я не шучу. Очередной. Я не умею разговаривать с чернильными крысами. Я знаю, что так нельзя поступать. Но я – это я. Просто мне сорвало клапан. Я бы сам хотел знать, на что меня сорвало, но знаю по факту, что «фляга у меня уже давно свистит».

Клерк полминуты молчал. Смотрел на меня и молчал. Интересно, что он во мне увидел. Пялился в глаза. Обычно я отвожу взгляд. Стараюсь не смотреть в глаза. Знаю, что так нельзя, обычно это понимается как признак слабости. В моей ситуации – это показатель, что я не хочу унижать. В итоге клерк добился того, что, как он считал, важно. Я посмотрел на него…

И что ты во мне видишь?! Зайка? Бедняжка. Смешной. Любишь упиваться чужим страхом? А что, если страха нет? Есть только я.

– Не надо лишнего. У меня есть иск о вашей претензии на наследство от банка «Вермут и сыновья». Есть основания вас считать самозванцем…

– Даже так! А у них есть доказательства для таких обвинений?

– А разве мало клятвы на цепи при принятии титула? Вы же понимаете, что доверить какому-то проходимцу целое баронство мы не можем… – Клерк сделал театральную паузу, видимо для моего осмысления его слов.

Что-то в его словах не состыковывалось. Я не сразу это понял. Секунд пять мозг работал в усиленном режиме, а потом до меня дошло. Как-то не сочетаются обращение «вы» и «проходимец». Походу, у клерка нет ничего на меня. Меня берут на слабо, а клерк об этом то ли неосознанно, то ли осознанно проговорился.

– Насколько я помню… для таких клятв требуется собрание дворянства, что сомнительно с учётом войны и прочего… – смотря в глаза бумажной крысе, я нашёл в себе силы усмехнуться.

– Это так… – медленно сказал клерк, словно с вызовом смотря в глаза. – Но есть и исключения. Сеньор может спросить со своего вассала…

Я не понимаю, к чему это он. Похоже, что тут ситуация ещё запутаннее, чем я думаю. Такое ощущение, что клерк меня на что-то провоцирует. Но вот на что? В любом случае, если не знаешь, как реагировать, то действуй по обстоятельствам.

– Я сомневаюсь, что король захочет влезать в мелкие дрязги за наследование. Я так понимаю, у нашего величества… Да продлят боги годы его жизни… И без меня достаточно серьёзных вопросов в управлении государством, тем более что у нас война…

А вот так! Накося, выкуси! Запугать меня решил королём! Не тебе по рангу. Тем более что я примерно представляю, что такое король. Ленивому, тупому, жирному борову давно на всё по барабану. Поясню. Если бы король был умный, то не ввязался в войну, которая никому не нужна. Если бы трудолюбивым, то пограничье в пределах коронных земель не страдало бы от теневых налогов мимо кассы короля. Из первого и второго следует вывод, что король жирный…

– В нашем случае это и не требуется! – словно прочитав мои мысли, внимательно пялился на меня клерк. – Достаточно доноса и сомнения. На вас соседи жалуются!

– Даже так! – брякнул я, достаточно громко и эмоционально. Сделал это я не только потому, что почувствовал угол, в который меня загоняют, но и для того, чтобы отсрочить свой ответ. Нужно что-то умное брякнуть, но ничего в голову не лезет, кроме всякого бреда. – И кто же?! Позвольте поинтересоваться… такой поборник… доносительства и клеветы?!

– Вам это не стоит знать… Скажу только, что это достаточно влиятельный человек, к слову которого прислушиваются…

– Ну понятно! Слушать враки кровника рода у вас есть время, а как услышать правдивые слова, у вас уши заткнуты! – завопил я.

Тут я, признаться, превзошёл сам себя. Какой я молодец! Бестолочь, одним словом. Обвинил клерка в сговоре в родовой вражде. Обвинил в предвзятости. Выгородил себя. И много других нюансов, которые я сам не успел учесть.

Помолчали. Смотрели друг на друга. Ситуация патовая. Я чую, что у него на меня почти нечего нет. Что-то, конечно, есть, но не настолько весомое, чтобы кричать «измена!». А я же не могу доказать, что я не верблюд, тем более что я верблюд. То есть я хотел сказать – самозванец.

Молчание затягивалось. Как всё глупо и нелепо. Сидел бы в долине непризнанным королём, вернее бароном и в ус бы не дул, а тут я сам себя подставил. Если поведу себя как-то не так, то я отсюда не выйду. Я почему-то это как-то почувствовал. Меня до сих пор спасал главный принцип проходимцев: «Наглость второе счастье», но тут я чую, что этот принцип может дать осечку…

– Как вас? Ваш титул, имя, звание? – взрезал я вопросами клерка. Надо было как-то пресекать тревожное молчание. – Давайте начнём всё заново. Согласитесь, вы не представились. А обращаться к вам на «эй ты» не очень соответствует вашему положению.

– Советник второго отдела. Третий ранг. Ич Парви…

Я спешно делал новые засеки в памяти. Думал.

«Ич» – учёная степень, не дворянин. Выслуживается. А кто бы при такой должности и работе не выслуживался?!

Возможно, дворянин третьей степени, ну это той категории, когда нет владений или они есть, но платятся налоги королю. Правда и запреты, традиции на ведение торговли на эти категории дворянства не распространяются.

– Ваден… Просто Ваден… Так звали меня в детстве, до того, как я узнал, кто мой отец…

Ич Парви уставился на меня как на диковинку. Ещё бы! Не каждый день дворянин называет себя по имени. Для самозванцев это табу срабатывает вдвойне. Чем из большей грязи человек поднялся, тем с большей пеной из-за рта он начинает доказывать своё благородство, пассионарность, гениальность и прочее.

Для кого непонятно, есть такие штуки, как амулет правды. Ловит любую ложь. У моего самозваного бати был такой, а если так, то и у этого хорька может быть такой. И потому я не вру, от слова совсем. Просто я не договариваю.

Я не стал давить на жалость или справедливость. Это служивый. У всех служивых одна общая черта. Им всем плевать на справедливость, и если подумать, то и на закон. Романтики и жаждущие справедливости