Читать книгу "Год и один день - Изабелль Брум"

– Она художница, – пояснила Меган, словно это все объясняло. – Мне кажется, она слегка озадачена моим выбором профессии. Искусство, по ее мнению, – это то, что делаешь руками. Лепишь или рисуешь. Она втайне думает, что все фотографы – халтурщики, но, конечно, никогда в этом не признается.

– Мама наверняка очень тобой гордится, – возразила Хоуп.

Меган улыбнулась.

– Может быть.

– Итак… – Софи слегка пихнула ее локтем в бок. – Тут так много Олли – может, объяснишь?

Меган сделала глубокий вдох и огляделась по сторонам. Вот Олли с кошкой на плече, чашкой кофе в руке и озадаченным выражением лица; вот он уселся верхом на бронзового младенца, и от белого снега внизу вся фотография омыта ярким светом; вот он рядом с Меган в зеркальном лабиринте – лица у обоих искажены, но не настолько, чтобы не слышать их смеха, который буквально льется со снимка.

– Да, – наконец сказала она, опуская глаза. – Я люблю Олли. Чертовски люблю! Никогда и никого так не любила.

Хоуп пискнула и захлопала в ладоши.

– И что с того?! – застонала Меган, обводя рукой собравшихся. – Теперь весь мир об этом знает, кроме него самого.

Софи жестом попросила ее замолчать.

– А вот и нет, – сказала она.

50

Олли стоял в дверях и недоуменно оглядывал комнату, щурясь сквозь очки: почти с каждой фотографии на него смотрел он сам. Меган отметила, что по случаю выставки он даже постригся и надел рубашку – темно-синюю, с продольными складками на рукавах, говорившими о том, что рубашка много времени пролежала в сложенном виде. Уже от одного взгляда на этого человека, о котором она мечтала последние месяцы, лицо Меган озарилось широкой улыбкой. Все-таки пришел!

Хоуп по-прежнему стояла рядом и радостно охнула, заметив наконец, кого Олли привел с собой. Чарли нервничал – как новенькая рыбка, попавшая в аквариум с давно сложившимся составом, – и бегал глазами от лица к лицу в поисках той, ради кого пришел. Когда же он наконец ее увидел, Хоуп издала какой-то нечленораздельный – явно очень радостный – звук.

– Они пришли! – На сей раз первой заговорила Софи, и именно она подняла руку и помахала вновь прибывшим.

Меган, весь день караулившая дверь, словно кошка – вход в мышиную нору, вдруг обнаружила, что сгорает со стыда, и поспешила к бару.

– Красное вино, пожалуйста, – обратилась она к бармену – и по совместительству старшему сыну ее галерейного босса, которому она пообещала тридцать фунтов и непрерывный поток хорошеньких гостей женского пола за помощь в баре. Именно сейчас ему вздумалось завести с Меган светский разговор, но ей никак не удавалось сосредоточиться: она не сводила глаз с Олли. Тот уже вошел в зал и радостно обнимал Софи. При виде его сияющей улыбки внутри у Меган все сжалось как зефир.

Софи что-то сказала, и Олли засмеялся – легко, непринужденно и так тепло! А потом она показала ему на портрет за своей спиной (Олли стоял на фоне разноцветной карусели на Староместской площади в Праге), и он замер на месте. Меган видела, как он поправил очки на переносице – верный знак, что ему неловко или тревожно, – и повертел в руках приглашение. Интересно, смысл названия уже разгадал? Или придется объяснить? Если да, то захочет ли он слушать?

От этих мыслей ее отвлек прибывший репортер «Ивнинг стандарт», которому не терпелось взять у нее интервью и сделать несколько снимков для новой статьи о туристической фотографии. Обрадовавшись этому поводу не подходить пока к Олли, она ушла с репортером в дальний угол зала.

Все ее страхи по поводу того, что на открытие никто не придет, оказались напрасны: поддержать ее пришло множество давних друзей-фотографов. Нешуточное волнение среди гостей вызвало прибытие Клары Флинн – модели, с которой Меган познакомилась на съемках десять лет назад и которая за это время успела стать одной из известнейших манекенщиц планеты. Переступив порог, она подплыла прямиком к Меган, обвила ее длинными тонкими руками и с чудесным ирландским акцентом заявила, что безумно ею гордится. Затем Клара сообщила, что скоро станет тетей, и предложила Меган посвятить следующий проект греческому острову Закинф – там живет ее старший брат с подружкой (и лучших экскурсоводов на всем свете не сыскать!).

Почему бы и нет, подумала Меган. Пункт «объездить весь мир» как раз стоит следующим в списке ее дел, верно? А начать вполне можно и с Греции – там хотя бы тепло. Она до сих пор невольно содрогалась при воспоминаниях о пражских морозах.

Выставочный зал должен был закрыться в шесть вечера, и к тому времени Меган обошла с репортером две трети работ, упорно отказываясь говорить о главном герое большинства фотографий. Она не видела Олли уже полчаса и начала паниковать: а вдруг он ушел?! Наверное, глупо с ее стороны было включать в экспозицию столько его портретов – особенно тот душещипательный, ее любимый, занимавший почти всю стену в дальнем конце зала: Олли стоит на вершине Смотровой башни, чуть опустив голову, и обсуждает со старичками зеркальный лабиринт.

Меган сделала фотографию черно-белой, чтобы придать ей дополнительную глубину. Было в картине что-то завораживающее – застывший на губах смех, вскинутая рука, шапка, все еще припорошенная снегом после снежного боя на Петршине, а внизу – Прага, размытая россыпь шпилей, башен, мостов и воды. Меган любила это фото не только потому, что оно навевало приятные воспоминания, но и потому, что в нем была отражена вся сущность Праги: связь поколений, история, красота и – такая важная для нее – магия. До Праги Меган даже не задумывалась о том, какое желание хотела бы загадать, но там поняла: для вдохновения ей нужно только одно. Только один человек.

Она подошла к дверям и принялась благодарить всех гостей, целовать щеки и пожимать руки. Несколько минут она уделила партнерам по викторине, Магде и Нилу (тем более они тоже заметили в зале Олли – пришлось их заверить, что да, она непременно с ним поговорит). Родители пообещали позвонить утром и сказали, что очень ею гордятся – Меган едва сдержала слезы, предательски выступившие на глазах. Каким-то чудом мама решила не упоминать Олли, хотя вопрос явно вертелся у нее на языке. Слава богу, родные без всяких объяснений поняли, что означает эта выставка.

Все поверхности в зале оказались заставлены пустыми бокалами из-под вина, и Меган начала их собирать: она пальцем подцепляла каждый бокал так, чтобы в одну руку умещалось сразу четыре. Отнеся на барную стойку вторую партию, Меган наконец заметила его. Он стоял спиной к залу, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди: разглядывал серию фотографий стены Джона Леннона. К счастью, его самого на снимках не было. Сделав глубокий вдох, Меган подошла и встала у него за спиной.

– «Боб и Жучок – вместе навсегда», – прочитала она вслух. – До сих пор улыбаюсь, когда вижу эту надпись.

– Оказывается, ее написал Робин, – подметил Олли, не сводя глаз с россыпи красочных граффити. – Софи мне сейчас сказала. Он называл ее Жучком за большие глаза.