Читать книгу "Странный Томас - Дин Кунц"

Я встал.

— Думаю, теперь я знаю, почему приехал сюда.

Когда направился к двери, отец последовал за мой.

— Жаль, что ты не выбрал другую субботу.

Я повернулся, посмотрел ему в глаза.

— Думаю, я приехал сюда, потому что боялся поехать к матери.

Бритни подошла к отцу сзади, прижалась практически обнаженным телом. Обняла, положив руки на грудь. Он не сделал попытки отстраниться.

— Я что-то блокирую, — говорил я скорее себе, чем им. — Что-то такое, что мне обязательно нужно знать… или нужно сделать. И это что-то связано с матерью. Как именно, представить себе не могу. У нее есть нужный мне ответ.

— Ответ? — повторил он с изумлением в голосе. — Ты прекрасно знаешь, что мать — это последнее место, куда следует идти за ответами.

Похотливо улыбаясь над левым плечом отца, Бритни водила руками вверх-вниз по мускулистой груди и плоскому животу моего отца.

— Сядь, — предложил отец. — Я налью тебе еще чашечку кофе. Если у тебя есть проблема, которую тебе надо обсудить, давай обсудим.

Правая рука Бритни спустилась к самым шортам, кончики пальцев нырнули под пояс.

Он хотел, чтобы я увидел, какое желание вызывает он в этой сладострастной молодой женщине. Он гордился своим статусом жеребца, и гордость эта застилала ему глаза. Он просто не мог осознать, что Бритни унижает его сына.

— Вчера была годовщина смерти Глейдис Пресли, — сказал я. — Когда она умерла, ее сын рыдал многие дни, а потом носил траур целый год.

Отец чуть сдвинул брови, а Бритни, поглощенная своей игрой, меня не слушала. Ее глаза сверкали то ли насмешкой, то ли торжеством, а правая рука все глубже погружалась в шорты.

— Он любил и отца. Завтра будет очередная годовщина смерти Элвиса. Думаю, я попытаюсь его найти и сказать ему, каким счастливчиком он был со дня своего рождения.

Я вышел из кухни, из дома.

Он за мной не пошел. Я и не ждал, что пойдет.

Глава 52

Моя мать живет в прекрасном викторианском доме в историческом центре Пико Мундо. Дом этот мой отец унаследовал от своих родителей.

По разводу она получила дом со всей обстановкой и приличные алименты. Поскольку больше не вышла замуж и скорее всего так и не выйдет, алименты она будет получать до конца жизни.

Щедрость ни в коей мере отцу не свойственна. Он обеспечил ей безбедную жизнь только потому, что боялся ее. И пусть ему очень не хотелось расставаться с частью ежемесячного дохода, получаемого от фонда, он не собрался с духом, чтобы попросить своего адвоката обсудить с ее адвокатом условия развода. Она получила практически все, что потребовала.

Он заплатил за собственную безопасность и новый шанс обрести счастье (как он его понимает). А из семьи он ушел, когда мне исполнился год.

Прежде чем нажать на кнопку звонка, я провел рукой по сиденью качелей, которые стояли на крыльце, чтобы убедиться, что оно чистое. Во время нашего разговора она могла бы сидеть на качелях, а я — на поручне ограждения.

Мы всегда встречались вне дома. Я дал себе слово, что никогда не переступлю порог, даже если переживу ее.

Позвонив второй раз и не получив ответа, я обошел дом. За ним росли два огромных калифорнийских дуба, кроны которых практически соприкасались, и их тень накрывала весь двор. Но за дубами участок заливало солнце, позволяя разбить там розовый сад.

Моя мать занималась розами. Одетая, как дама из другой эры, в желтом сарафане и панаме того же цвета.

И хотя поля панамы затеняли лицо, я видел, что удивительная красота матери нисколько не поблекла за те четыре месяца, которые я ее не видел.

Она вышла замуж за моего отца в девятнадцать лет. Ему тогда было двадцать четыре. Сейчас, сорокалетняя, она выглядела максимум на тридцать лет.

Свадебные фотографии запечатлели девятнадцатилетнюю невесту, которая выглядела шестнадцатилетней, ослепительно красивую, трогательно нежную. Ни одна из последующих сожительниц отца не могла соперничать с нею красотой.

Даже теперь, в свои сорок, окажись в одной комнате с Бритни, она — в сарафане, Бритни — в миниатюрном бикини, большинство мужчин сначала посмотрели бы на нее. А если б она того захотела, то зачаровала бы их до такой степени, что они подумали бы, что другой женщины среди них и нет.

Я подошел к самому розовому саду, прежде чем мать поняла, что ее покой нарушен. Она оторвалась от цветов, выпрямилась, моргнула, словно хотела убедиться, что я не мираж.

— Одд, мой милый мальчик, — воскликнула она. — Должно быть, в другой жизни ты был котом. Так бесшумно пресечь двор!

Я выдавил из себя лишь тень улыбки.

— Привет, мама. Ты прекрасно выглядишь.

Комплименты она любит, но она действительно всегда прекрасно выглядит.

Будь она незнакомкой, я бы находил ее еще более ослепительной. Наша долгая совместная жизнь приглушает ее сияние.

— Подойди сюда, дорогой, посмотри на эти сказочные цветы.

Я вошел в галерею роз, где в проходах хрустела под ногами гранитная крошка, не дающая пыли.

Некоторые цветы сияли в солнечных лучах алой кровью. Другие горели оранжевым огнем, сверкали, как желтый оникс. Розовые, пурпурные, персиковые… глаз радовался, куда ни посмотри.

Мать поцеловала меня в щеку. Теплыми, а не холодными, как я всегда ожидал, губами.

Указала на розовый куст, которым занималась.

— Это роза Джон Ф. Кеннеди. Потрясающая, не правда ли?

Одной рукой она осторожно приподняла полностью раскрывшийся бутон, такой тяжелый, что он наклонял стебель.

Белые, как прожаренные солнцем пустыни Мохаве кости, с легким оттенком зеленого, эти большие лепестки не производили впечатления хрупких и нежных, наоборот, казались толстыми и жесткими.

— Они словно вылеплены из воска, — заметил я.

— Именно. Они — само совершенство, не так ли, дорогой? Я люблю все мои розы, но эти — больше других.

Мне вот эта роза понравилась меньше других, и не потому, что была ее фаворитом. Ее совершенство представлялось искусственным. Чувственные складки внутренних лепестков обещали таинство и наслаждение в сокрытой сердцевине розы, но обещание это было ложным, поскольку снежная белизна и восковая жесткость плюс отсутствие аромата ассоциировались не с чистотой и страстью, а со смертью.

— Я дарю ее тебе. — Она достала маленькие ножницы из кармана сарафана.

— Нет, не срезай ее. Пусть растет. Мне она ни к чему.

— Ерунда. Ты должен подарить ее своей девушке. Одна роза может выразить чувства кавалера более ясно, чем целый букет.

Она отрезала восемь дюймов стебля вместе с цветком.