Читать книгу "Религия древних кельтов - Джон Арнотт Маккалох"

В кельтских историях об Элизиуме чаще всего пищей бессмертия является плод дерева. Плод никогда не уменьшается и всегда насыщает, и он является пищей богов. Когда его съедают смертные, он дарует им бессмертие; другими словами, он делает их природу подобной природе богов, и это, несомненно, происходит от широко распространенной идеи о том, что поедание пищи, данной чужим существом, делает человека родственным ему. Поэтому поедание пищи богов, фей или мертвых связывает смертного с ними, и он не может покинуть их землю. Это можно было бы проиллюстрировать самыми разнообразными мифами и народными поверьями. Когда Коннла съел яблоко, он сразу захотел отправиться в Элизиум, и он не мог покинуть его, как только там оказался; он стал родственным его народу. Хотя в историях Брана и Ойсина не говорится о том, что они съедают такой плод, но, возможно, в примитивной форме этих историй содержалось это событие, и это объясняет, почему они не могли ступить на землю, оставшись невредимыми, и почему Бран и его последователи, или, в другой истории, Фиахна, Лоэгайре и его люди, которые испили пива Элизиума, возвратились туда. Верно то, что в других историях тот, кто отведывает пищи в Элизиуме, может вернуться на землю, например Кормак и Кухулин; но если бы у нас была исконная форма этих историй, то мы, вероятно, обнаружили бы, что они воздержались от еды. Случай с плодом, который бессмертный дает смертному, возможно, заимствован от широко распространенного народного обычая давать яблоко в знак любви или как часть брачного обряда. Его принятие означает готовность вступить в помолвку или брак. Как в римском обряде confarreatio, предоставление и принятие пищи порождает долг родства.

Поскольку в Ирландии различные орехи и плоды ценились как пища и в некоторых случаях использовались для изготовления опьяняющего напитка, очевидно, что деревья Элизиума были прежде всего образом земных деревьев. Деревья были объектами культа прежде, чем их плоды съедали; они были первыми священными деревьями или деревьями тотема, и их плоды съедали только по какому-нибудь случаю и ритуально. Если это так, то это объяснило бы, почему они росли в Элизиуме и их плоды были пищей богов. Ибо все, что человек ест или пьет, обычно считается сначала съедаемым и выпиваемым богами, подобно соме. Но растущие в Элизиуме деревья, согласно мифам об Элизиуме, являются гораздо более удивительными, чем любое из известных на земле деревьев. Ветви у них с серебряными и золотыми яблоками; они обладают волшебными запасами плодов, они издают чудесную музыку, которая иногда вызывает сон или забвение; и птицы садятся на их ветви и поют мелодии «такие, что уставшие получают отдохновение». Следует отметить также, что, как указывает мисс Халл, в некоторых историях ветвь божественного дерева становится талисманом, ведущим смертного в Элизиум; например, Эней сорвал золотую ветвь перед посещением подземного мира. Однако это – еще не полная характеристика дерева в ирландской истории. Возможно, как утверждает А.Б. Кук, ветвь, дающая вход в Элизиум, происходит от ветви, которую носили древние кельтские лесные вожди, в то время как дерево – это образная форма тех, которые воплощали в себе дух растительности. Если это так, то это скорее плод, съеденный смертным, который соединяет его с Бессмертной Землей.

Жители Элизиума не только бессмертны, но также по желанию становятся невидимыми. Они делают себя видимыми только одному человеку из многих, кто находится рядом с ним. Только один Коннла видит богиню, невидимую для его отца и друида. Мананнан видит Брана, но вблизи были многие, кого он не видит; и, когда тот же бог приходит к Фанд, он невидим для Кухулина и всех, кто был с ним. Поэтому Мидир говорит Этайн: «Мы видим, а нас не видят». Кроме того, иногда народ Элизиума обладает способностью к превращениям – Фанд и Либан являются Кухулину в облике птиц.

Орешник познания соединяет мудрость с миром богов, и в кельтской религии обычно цивилизация и культура, как предполагалось, произошли от богов. Вещи из земли богов были желанными для людей, и часто они похищали их оттуда. В уэльских и ирландских историях магический котел занимает выдающееся место, особенно в связи с потусторонним миром. Дагда обладал таким котлом, и он никогда не оставался пустым, а в истории «Болезнь Кухулина» описана неистощимая бочка с медом. Все, что помещали в такие котлы, насыщало всех, независимо от того, сколько их было. Кухулин получил один такой котел от дочери короля Скатха и также увел у него трех коров. В аналогичной истории он украл у Куроя, при попустительстве его жены Блатхнат, котел ее отца Мидира, трех коров и самих женщин. Но в другой версии Кухулин и Курой отправляются в цитадель Мидира на острове Фалга (Элизиум) и крадут котел, коров и Блатхнат. Курой забрал их у Кухулина; отсюда его месть в предыдущей истории. Так, похищение произошло из Элизиума. В уэльской поэме «Добыча Аннвна» Артур украл котел у Аннвна. Он был инкрустирован жемчугом, из него доносились голоса, и он закипал от дыхания девяти дев, он не варил пищу трусам.

Как уже было замечено в истории Гвиона, он был поставлен, чтобы наблюдать за котлом, который должен кипеть до тех пор, пока не даст «три капли благодати вдохновения». Он принадлежал Тегид Фоэлю и Кэрридвену, божественным правителям Подводной Земли. В «Мабиногах» Бранвен ее брат Бран получил котел от двух существ, мужчины и огромной женщины, которые вышли из озера. Этот котел дал им король Ерина, и он обладал свойством возвращать к жизни убитого, которого помещали в него.

Три свойства котла – неисчерпаемость, вдохновение и возрождение – можно суммировать одним словом – плодовитость, и важно то, что бог Дагда, с которым такой котел был связан, был богом плодородия. Но мы только что видели, что он был связан, непосредственно или косвенно, с богинями – Кэрридвен, Бранвен, женщиной из озера, – и, возможно, это указывает на более ранний культ богинь плодородия, позже замененный культом богов. В этом свете способность котла возрождать к жизни важна, поскольку в древней религии жизнь была связана с женским началом. Женщина была плодовитой матерью, и Земля, которая порождала и питала, также была женщиной. Отсюда возник культ Земли-матери, которая часто была также богиней любви, а также плодородия. Кэрридвен, по всей вероятности, была богиней плодородия, а Бранвен – богиней любви. Культ плодородия обычно связывался с оргиастическими и неразборчивыми любовными утехами, и вполне возможно, что котел, подобно индусскому йони, был символом плодородия. Опять же убиение и приготовление животных в примитивной жизни обычно считалось священным актом. Животных варили в огромных котлах, которые были обнаружены как постоянная часть утвари в каждом кельтском доме. Количество мяса, которое они вмещали, возможно, говорило об изобилии людям, для кого котел был уже символом плодородия. Так, символический котел культа плодородия слился с котлом, используемым в религиозном убиении животных и приготовлении из них пищи. Котел использовался также в ритуалах. Кимры приносили человеческие жертвы над котлом и наполняли его их кровью; жертв, приносимых Тевтату, душили в чане (semicupium); а в Ирландии «котел истины» использовался для испытания кипятком.

Подобно тому как пища людей рассматривалась как пища богов, котел этого мира становился удивительным котлом потустороннего мира, и, поскольку затем стало необходимо объяснить происхождение таких котлов на земле, возникли мифы, рассказывавшие о том, как они были украдены с божественной земли предприимчивыми героями – Кухулином, Артуром и т. д. В других случаях котел был заменен магическим сосудом или чашей, украденной у сверхъестественных существ героями саги о Фионне или сказочных преданий. Здесь также можно отметить, что Грааль артуровского романа имеет сродство с кельтским котлом. В «Conte du Graal» Псевдо-Кретье-на чаша входит сама по себе и прислуживает всем присутствующим пищей. Это – простое представление о Граале, но в других поэмах ее магический и священный характер усилен. Она дает пищу, которую предпочитает едок, – это дает бессмертную молодость и невосприимчивость к ранам. В этом отношении она представляет собой безошибочное сходство с котлом кельтского мифа. Но опять же это был сосуд, в котором Христос учредил Блаженное Причастие; он содержал в себе Его Кровь; и он был отдан нашим Богом Иосифу из Аримафеи. Таким образом, в Граале произошло слияние магического котла кельтского язычества и Священного Потира христианства с изделием, ставшим мистическим и прославленным самым чудесным образом. История о Граале стала очень популярной, и, со временем обогащаясь в этическом, мистическом и романтическом значении, она подхватывалась одним поэтом за другим, которые «использовали ее как образ высшей цели человеческих усилий».