Читать книгу "Курс на прорыв - Александр Плетнёв"

Ранее поделившись своими соображениями с Устиновым, получил ожидаемое одобрение и уж совсем неожиданное предложение, главной аргументацией которого было:

– Легче всего учиться на собственных ошибках – доходчивей и наглядней. Никто лучше не знает плюсы и минусы того, что ждёт или может ждать страну, как эти выходцы из будущего. Многие из которых, кстати, пожили и при социализме, и при диком капитализме, как они его называют.

– Что ты имеешь в виду?

– Правильней «кого». Меня на эту мысль натолкнул Горшков, для которого военная эпопея «крейсера-близнеца» является бесценным опытом, естественно, требующая тщательного исследования. Вот и следствие изучения… – Устинов положил на стол папку. – Понимаю, что звучит диковато…

Андропов бегло просмотрел докладную, где Горшков выложил свои весьма оригинальные мысли.

«Действительно. Немного диковато – тащить во власть совершенно незнакомого непонятного человека, а если задуматься, то абсолютного чужака. Даже для нашего времени и реальности».

– Скажу откровенно, – снова подал голос Устинов, – как военный он бы меня не устроил. За излишнюю осторожность. Об этом и Горшков пишет… Тем не менее, когда было надо, принимал вполне чёткие и быстрые решения. Ещё мне понравился момент с золотом. Прагматичный подход. А то мне безвозмездная помощь всяким папуасам, за обещание «дружбы», порядком осточертела.

– Представляю себе первое возражение со стороны, например, Громыко: «Вам мало было “нового человека” – Горбача?» – Идея «флотских» у Андропова пока не вызывала энтузиазма. – Да и что может моряк смыслить в управлении страной? Кухарка кухаркой, но тех же царей править государством обучали с детства.

– У нас есть пример из будущего – президент из структуры КГБ. Или даже вполне удачно себя показавший белорусский лидер, – Устинов пожал плечами, давая понять, что он не настаивает, лишь привёл ещё один аргумент. – В нашем случае это человек из ниоткуда. За ним никто не стоит. И чтобы его сразу не сожрали – для этого есть мы. Его можно контролировать, направлять, и если что-то не так…

– А он часом не демократ?

– Военные демократами не бывают, – усмехнулся Устинов, – казарма – это хорошая прививка от либерализма.

Андропов вернулся из воспоминаний к совещанию Политбюро, снова разглядывая соратников по бремени власти – выбор доверия, ответственности, незапятнанности…

Ознакомление с перспективой, естественно, не располагало к улыбкам – у всех собравшихся и без того на таких заседаниях, как правило, серьёзные выражения лиц. Сейчас же тяжёлый отпечаток знаний придавил плечи, опустив, превратив всю лицевую мимику в унылую маску.

«Во многих знаниях многие печали, – вспомнил к месту Андропов, – а тут много и не надо. Достаточно знать свою личную дату, безжалостно выставленную напоказ среди общей убийственной картины недалёкого будущего. Интересно, что больней их ударило – развал страны или личное? Наверное, больше личное. Это то, что всегда берёт за живое. Вижу – только военные молодцы́. Озлобились, упрямо поджимая губы, двигая желваками. Черненко – тот совсем раскис. Как бы не помер раньше меня… А вот Громыко – всё пыжится, пытаясь рулить, не понимая, что мы свою партию почти уже отыграли».

Голос Андрея Андреевича Громыко был едва слышен, но в его сторону внимательно смотрели, потому что уважали и прислушивались.

– Зная практически подетально развитие истории, мы могли бы на этой базе весьма прелюбопытно играть, занимаясь… почти что филигранным политическим маневрированием! Представьте только себе! Мы обладаем уникальными знаниями. Я не говорю о техническом развитии, а о простой событийности. Предоставляя (дозированно) для нас незначительную, но для наших противников-капиталистов весомую информацию, мы могли бы иметь с этого немалые преференции.

С ответом не замедлил Николай Васильевич Огарков[55], презрительно двинув стопку листов, лежащую перед ним, почти так же швырнув словами:

– После всего, что я узнал!.. Я бы вообще зарёкся водить дружбу с американцами, как и с многими западниками. Все из себя такие цивилизованные, они проявляют абсолютно варварский подход – в любом шаге им навстречу они видят слабость. Словно дикие примитивные горцы. Дали слабину – и они тут же стянули петлю вокруг России своими военными базами, – и, со смехом хрюкнув, показал, что простой армейский юмор ему не чужд. – Если только предупредить их… там… очередного… Клинтона, что полька Левински окажется сущей сукой!

«Всё это второстепенно – мелочи. Неужели они не понимают?»

Андропов слушал и пока молчал – движение времени от «прошлого» через «настоящее» к «будущему» уже не казалось бесконечным и поступательным восхождением человеческого развития.

Для него лично это уже было скольжением, катастрофически стремительным в дефиците человеко-часов жизни, а потому – падением вниз… к моменту смерти и небытия.

«Именно так – на себе, познаётся бренность существования».

И счёл нужным вставить своё соображение:

– Эксплуатируя тему послезнания, мы должны понимать, что изменения уже произошли, многие из них необратимы. Они (изменения) – накопились и уже начали свой бег, накручивая снежным комом событий за событиями, и наши знания быстро утратят свою актуальность! Нам сейчас надо думать, на кого оставить страну.

Сказано было не невинно и со значением. И конечно, многих задело это «оставить страну». Но промолчали. Андропов тоже замолчал, собираясь с мыслями.

А сказать надо было много о чём.

Эпилог

Где-то счастливое, когда-то безоблачное

И на дни рожденья выпьет-вспомнит пацанва,

Зацветут и снова отцветут сады,

С фотографий буду, буду улыбаться вам,

Как Гагарин Юра – вечно молодым.

Маленький городок на юге страны у побережья, о которых принято говорить «уютный».

Такой же тихий, уютный дворик перед небольшой (всего на 24 квартиры) трёхэтажкой.

Начало лета и трава ещё не ссохлась от жары – сочная, зелёная, яркая.

«Как в детстве, – сравнил Скопин, упиваясь ностальгией. И спохватился: – Это ж и есть время моего детства».

У подъезда, в тени три пацана – возятся с велосипедами.

«Не узнаю́ издалека, – не понимал, удивляться или нет. Раньше, со своей близорукостью, знакомых и друзей определял даже по походке. – Неужели память не пробьёт свои нейронные дорожки?»

Подошёл ближе. На него внимания не обращают – сгрудились на корточках у заднего колеса со спущенной цепью, не оглядываются.

Стриженые затылки, торчащие лопатки под задранными на спине футболками.

«Среди них… кто-то из них когда-то я! Точнее не когда-то, а…»