Читать книгу "День закрытых дверей (сборник) - Блейк Крауч"

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Держу свое слово. Ты поджаришь ей почки и вскипятишь спинномозговую жидкость в позвоночнике, если не прекратишь.

Он провернул круговые шкалы до нуля и выключил подачу электроэнергии.

От крика Ви сорвала голос.

А запах, а звуки!.. О, Господи…

Лютер подошел к ней и перерезал нейлоновые путы на руках.

Освободил голени.

Она стонала, пыталась пошевелиться, но плоть и костюм прикипели к электродам.

Лютер вернулся ко мне. Мы стояли у панели управления.

– Ну, и что ты почувствовал? – спросил он.

Я еще ощущал сильную слабость.

Даже не знал, хватит ли у меня сил.

– Мне показалось, что это не совсем я.

– Может, так ты и должен был чувствовать себя всегда.

– Может быть, – ответил я.

Он взялся за тележку, чтобы откатить ее.

– Подожди, Лютер, ты кое-что забыл, – позвал я.

Он поворачивался, собираясь взглянуть на меня, когда я саданул его между глаз молотком с закругленной ударной частью.

* * *

Спортивный костюм Лютера оказался на размер или два теснее в талии, зато на несколько дюймов длиннее, и я все время наступал на штанины.

Я пронес ее через склад, в открытые двери; двигаться приходилось медленно, постоянно превозмогая сильную боль, хотя я и вколол Вайолет и себе по двойной дозе «Оксикодона», найденного в выдвижном ящике под панелью управления.

На улице с серого неба сыпалась изморось.

Впервые за очень долгое время дневной свет коснулся моих глаз; вдобавок ко всему пришлось терпеть острую головную боль.

Я погрузил Вайолет в белый, без окон, фургон Лютера и закрыл дверцу. Хромая, обогнул фургон, подошел со стороны водительского места и забрался в кабину за передним колесом.

– Еще больно, – простонала Ви.

– Знаю.

Я завел двигатель, вдавил педаль до пола и покатил по широкой пустой парковке, раскинувшейся, как казалось, на мили вокруг.

Вскоре я уже ехал по заброшенным кварталам.

На водонапорной башне увидел название города, в котором никогда не бывал.

Город-призрак.

Пустые покосившиеся дома.

Брошенные автомобили.

Повсюду мусор.

В зеркало заднего обзора отражалась Вайолет, лежавшая на металлическом полу.

Она бодрствовала.

Страдала от боли.

Я осмотрел ее на складе – ожоги третьей степени на руках, ногах, спине.

Мучительно болезненные.

– Я умру? – спросила она.

* * *

Потребовалось тридцать пять минут, чтобы найти больницу – шестиэтажную башню на окраине убогого пригорода.

Уже темнело, когда я закатил фургон под навес отделения неотложной помощи.

С водительского сиденья скользнул в грузовой отсек фургона.

Опустился на колени перед Вайолет – она лежала на полу и стонала в каком-то полубессознательном лихорадочном состоянии.

– Вайолет, – позвал я.

Она открыла глаза, но взгляд ее не фокусировался.

– Ви, посмотри на меня.

Она послушалась, потом сказала:

– Больно, Энди.

– Мы в больнице.

– Правда?

– Мне придется просто занести тебя внутрь. Я не могу остаться.

– Почему?

– Сама знаешь почему. Это так… – Ее взгляд поплыл от меня куда-то в пространство. – Послушай меня, это очень важно. – Я взял ее лицо в свои ладони. – Ты не должна им ничего говорить. Ничего. Ни обо мне, ни о Лютере, ни о том, где ты была.

Трудно сказать, слышала ли она меня, понимала ли что-нибудь.

– Вайолет, ты меня понимаешь?

Она кивнула.

– Тебе больно, Энди?

– Не до такой степени, чтобы ложиться в больницу.

– Где Макс?

– Сейчас его здесь нет.

Ей потребовалось время, чтобы понять мои слова.

– Не думаю, что ты захочешь увидеть меня снова, – сказал я.

Ее глаза наполнились слезами.

– Ты понимаешь, верно?

Она кивнула.

– Никогда не ищи меня, Ви.

– Я люблю тебя.

– Никогда не ищи меня.

– Я люблю тебя.

– Энди Томас умер.

– Я люблю…

– Прекрати, Ви. Хватит об этом.

Вайолет

Как много боли… Вайолет тонула в ней – и начинала понимать, что если удастся выжить, то она никогда не будет прежней, потому что знает теперь о существовании подобной боли.

Он нес ее к автоматическим дверям, и каждый шаг отдавался в теле пронзительной болью; рукава его спортивного костюма терли по ожогам на ее ногах и руках.

Она рыдала, а Энди утешал, говорил, что все будет в порядке, она оправится от всего этого, что впереди ее ждет прекрасное будущее.

Ложь.

Потом они оказались внутри больницы – впервые за много дней центральное отопление, над головой – яркое сияние флюоресцентных ламп, и Ви пыталась произнести его имя, но на нее опускалась плотная тьма, сулящая хотя бы краткое забытье, и она не имела сил с ней бороться.

* * *

Вайолет очнулась, лежа в кресле в приемном покое; Энди исчез, а боль вернулась.

Перед собой она увидела склонившегося молодого врача в очках с проволочной оправой и двух стоявших за ним медсестер; губы врача шевелились, но Ви ничего не слышала.

Энди

Наступила ночь, что заметно осложнило дорогу назад, в бетонную пустошь.

Действие «Оксикодона» ослабевало, и боль в правой, освежеванной, ноге, растянутых мышцах и суставах усиливалась с каждой секундой.

Именно водонапорная башня помогла мне наконец-то добраться до места; в тумане мерцал ее красный огонек, предупреждающий авиаторов об опасности.

В 8:27 вечера я въехал на парковку рядом со складом.

Вырубил двигатель, выбрался из кабины за колесом.

Боль в ноге просто слепила.

Я похромал по растрескавшемуся бетону ко входу и отпер дверь.

Собрал все оставшиеся силы, чтобы пересечь просторный склад и дойти до тележки; руки тряслись, когда я открыл выдвижной ящик и схватил ампулу с «Оксикодоном».

Я испытывал сильное искушение ввести двойную дозу, но справился с собой.