Читать книгу "Восемь правил эффективности. Умнее, быстрее, лучше - Чарлз Дахигг"

Роббинс решил испробовать нечто другое. «Почему бы нам не объединить наши таланты? – позже сказал он. – Почему Ленни должен сочинять оперу, Артур – пьесу, а я – балет?»[252] Они мечтали создать нечто современное, но в то же время вечное. Наткнувшись на газетную статью о расовых волнениях, Бернстайн и Лорентс предложили написать мюзикл о двух влюбленных – потомке белых иммигрантов и пуэрториканской девушке, – чьи семьи были связаны с противоборствующими группировками. Мюзикл, решили они, будет называться «Вестсайдская история»[253].

Следующие несколько лет Роббинс, Бернстайн и Лорентс обменивались идеями по поводу текстов, музыки и хореографии. Они жили в разных уголках страны и посылали черновики по почте. Прошло пять лет. Роббинс стал проявлять нетерпение. Этот мюзикл важен, писал он Бернстайну и Лорентсу. Это новые возможности, выход на следующий уровень. Они обязаны его закончить. Чтобы ускорить процесс, следует отказаться от идеи придумать что-то абсолютно новое. Лучше придерживаться традиций, которые точно работают. Единственное, что им нужно, – сочетать эти традиции самым необычным и оригинальным образом.

Несколько месяцев они мучились с первой встречей Тони и Марии, главных героев мюзикла[254]. Вместо того чтобы изобретать велосипед, заявил Роббинс, обратитесь к Шекспиру. Пусть влюбленные увидят друг друга на танцплощадке. Только эта танцплощадка должна быть современная, это должно быть место, где «звучит дикое мамбо, а ребята танцуют джиттербаг»[255].

Схватку, в которой Тони убивает своего врага, сказал Роббинс, необходимо поставить так, как ставят подобные сцены в кино. «Драка должна быть спровоцирована сразу, – писал Роббинс, – иначе зритель заскучает»[256]. Драматическая встреча Тони и Марии, напротив, обязана напоминать классическую сцену свадьбы из «Ромео и Джульетты», но отличаться театральностью оперы и духом сентиментального романтизма, который так любят на Бродвее.

Самое сложное, однако, было выяснить, какие традиции действительно работали, а какие превратились в клише. Лорентс, например, разделил мюзикл на традиционные три действия, но это «серьезная ошибка, два антракта слишком много»[257], – писал Роббинс. Как показывал опыт кино, зрители будут спокойно сидеть в своих креслах только в том случае, если действие постоянно развивается. Кроме того, писал Роббинс Лорентсу, «больше всего мне нравятся моменты, где ты идешь своим путем, пишешь о своих собственных персонажах с присущим только тебе стилем и воображением. Наименее успешными мне кажутся те, в которых я чувствую страх и робость. Можно подумать, сам Шекспир стоит у тебя за спиной»[258]. Ролей, которые были слишком предсказуемы, следовало избегать любой ценой. «Образ Аниты никуда не годится, – писал Роббинс коллегам. – Это же типичный вспомогательный персонаж второго плана… Забудьте об Аните»[259].

К 1957 году – спустя восемь лет – работа над «Вестсайдской историей» была закончена. Объединив различные виды театрального искусства, ее авторам удалось создать нечто совершенно новое: мюзикл, в котором танец, песня и диалог были вплетены в историю расизма и несправедливости – не менее современную, чем газеты, которые продавали у входа в театр. Осталось решить финансовый вопрос. Почти все продюсеры, к которым они обращались, ответили отказом. «Вестсайдская история» слишком сильно отличается от того, что ждут зрители, говорили инвесторы. Наконец Роббинс нашел спонсоров, готовых финансировать постановку в Вашингтоне, округ Колумбия. К счастью, это было достаточно далеко от Бродвея – если шоу провалится, в Нью-Йорке об этом даже не узнают.

Оказывается, метод, который предложил Роббинс для ускорения творческого процесса – взять проверенные, классические идеи, но сочетать их по-новому, – поразительно эффективен. Этой тактикой пользуются многие люди для стимуляции творческой деятельности. В 2011 году два профессора из бизнес-школы Северо-Западного университета решили проанализировать аналогичные комбинации в научных исследованиях. «Комбинирование существующего материала является центральным элементом в теориях креативности, будь то в искусстве, науке или коммерческих инновациях», – пишут они в журнале «Science» в 2013 году[260]. И все же самые оригинальные идеи коренятся в старых концепциях. «Строительные блоки для новых идей часто заключены в уже существующих знаниях». Некоторые люди обладают настоящим даром укладывать старые блоки по-новому. Но почему? Что отличает их от всех остальных?

Исследователи – Брайан Уцци и Бен Джонс[261] – решили сосредоточиться на деятельности, с которой были хорошо знакомы: написании и публикации научных работ. Они имели доступ к базе данных, включавшей 17,9 миллиона научных статей, опубликованных в 12 миллионах журналов. Разумеется, объективно измерить креативность каждой статьи – физически невозможно. Тем не менее ученые могли оценить оригинальность статьи, проанализировав источники, указанные в примечаниях. «Статья, которая сочетает в себе работы Ньютона и Эйнштейна, представляет собой классический вариант. Таких комбинаций тысячи, – объяснил мне Уцци. – А вот статья, которая объединяет в себе Эйнштейна и Ван Чуна, китайского философа, наверняка окажется креативной – подобное сочетание слишком необычно». Ограничившись только самыми популярными работами – иначе говоря, исследованиями, цитируемыми другими авторами тысячи раз, – ученые могли оценить креативный вклад каждой такой статьи. «Чтобы попасть в пять процентов наиболее часто цитируемых исследований, нужно сказать что-то очень, очень новое», – пояснил Уцци.