Читать книгу "Зло - Ян Гийу"

Их отношения вряд ли оставались тайной для ее подруг, но в этом также не виделось ничего странного или необычного. Запрещалось ведь только посещать здание обслуживающего персонала в ночное время. Но прогуливаться вечерами, держась за руки… Таких парочек хватало всегда.

Её уволили и отправили домой в воскресенье, во второй половине дня. Эрик узнал об этом, вернувшись из-под ареста. Уже начался апрель, и вечера стали слишком светлыми для шапки с тремя отверстиями.

По слухам, совет просто-напросто обратился к директору и выразил свои опасения: парочка подозревается в интимной связи. Не существовало, конечно, никаких доказательств. Но руководство, видимо, решило: лучше поспешить, чем опоздать.

До чего же просто уволить какую-то девушку из столовой…

Слух этот с мельчайшими подробностями достиг ушей Эрика через пять минут после того, как он вышел из-под ареста со своей обычной стопкой книг.

Сначала новость подействовала на него как удар грома. Он пошёл в свою комнату и сидел долго, тупо глядя перед собой. Потом поднялся и в ярости и со слезами бил по письменному столу и стулу так, что они превратились в кучу обломков. Бросился вниз, в спортивный зал, нагрузил на штангу рекордную обойму блинов и выл от ненависти и напряжения, поднимая её раз за разом, пока не выбился из сил. Опустившись на помост, уткнулся лицом в ладони.

Он вернулся в свою комнату и собрал вместе остатки мебели. Зная наверняка, что им предстоит войти отдельной строкой в месячный счёт. Который, как он догадывался, заставит адвоката, отвечающего за «учебный фонд для совершенствования Эрика», адресовать ему очередное письмо, где будут правильные слова об ответственности и будущем, понимании и рассудительности. Именно это понятие казалось Эрику худшим в лексиконе взрослых!

Он не стал запирать дверь на Библию в тот вечер. Он лежал на животе, обняв руками подушку. «Мария, я никогда не полюблю никого другого, кроме тебя», — шептал он. И знал со всей эмоциональностью, свойственной его возрасту, что это чистая правда. Он быстро заснул, как бы обессиленный.

Но они не удовлетворились этим.

Мария написала ему. Письмо пришло через неделю после увольнения. Тогда, оказывается, ее отправили на такси в Солхов, где была железнодорожная станция, с выходным пособием в размере 472 кроны. Его противники явно ждали этого письма и договорились с вахтерами о сигнале.

В тот же вечер состоялась облава в его комнате. Когда они нашли то, что искали, сразу четверо членов совета бросилось его удерживать, в то время как Силверхиелм с триумфом просматривал письмо, которое Эрик уже знал наизусть. Пока не нашёл то, что и надеялся найти.

«Послушайте, здесь, — сказал он. — Это ведь лучше, чем мы рассчитывали… Вот оно…»

«„…я почти надеялась, что буду с ребенком от тебя“. Ну как! Эта чёртова девка даже не умеет писать по-шведски. С ребёнком? Вместо забеременею! И подождите, здесь есть дальше… „последний раз, когда мы встречались, на мне даже не было колпачка…“ У неё что, был колпачок на голове, а не промеж ног! „…но это правда, что я люблю тебя, хотя не верю, что мы увидимся когда-нибудь ещё…“ Ну, чёртов налётчик, сейчас ты попался. Ты трахался с этой девкой, не так ли? Тебя исключат, можешь не сомневаться, когда всё попадёт к директору».

Эрик стиснул зубы и закрыл глаза. Что бы он ни собирался сказать, нашлась бы тысяча причин пожалеть об этом впоследствии. Он похолодел от ярости. Он едва слышал, как они, громко хохоча, удалялись по коридору.

Когда они ушли, он оделся и отправился на территорию отряда самообороны.

Он взвешивал в руке висячий замок и в мыслях — свою будущую жизнь. Всё получилось бы даже без молотка, хватило бы просто выбить окно с задней стороны.

Он стоял неподвижно, удерживая замок. Потом, отпустив, четыре часа бродил без цели. Дождь лил как из ведра.

На следующий день после обеда пришёл Силверхиелм и торжественно объявил, что Эрику сейчас же предстоит допрос у директора.

На большом письменном столе из тёмного полированного дерева лежала одна-единственная бумага — письмо Марии.

Директор сидел, уперев кончики пальцев друг в друга, и рассматривал Эрика сквозь стёкла очков.

«Ну, — сказал он и постучал большим пальцем по письму. — Как ты это объяснишь?»

«Я люблю её», — ответил Эрик, вперяя взор в блестящие стекла.

Что-то, возможно похожее на улыбку, проявилось в уголке рта пожилого мужчины.

«Вот как? Действительно, ты любишь её?»

«Да, люблю».

«И ты не понимаешь, что мог натворить?»

«Это только наше дело. Мы любим друг друга. Когда я уеду отсюда, то отправлюсь прямой дорогой в Финляндию. Она живёт далеко в Саволаксе».

«В таком случае, — сказал директор (и сейчас он действительно улыбался), — конечно, лучше всего, чтобы мы оставили тебя здесь ещё немного. По крайней мере пока ты не перегоришь. Я посмотрел твои отметки, Эрик. У тебя в среднем выходит как раз выше маленькой „а“. О тебе самые лучшие отзывы всех учителей. Я переговорил с ними сегодня. Существует, как ты, пожалуй, знаешь, награда, которую каждый весенний семестр получает лучший ученик реальной школы. И это актуально для тебя сейчас, когда…»

Директор неожиданно прервался.

«Сейчас, когда здесь больше нет Пьера Танги», — вставил Эрик.

«Да. Можно и так сказать. Печальная история…»

Эрик едва не заговорил о том, что думается ему об этой истории с Пьером. Но директор продолжил:

«Я разговаривал сегодня и с твоим адвокатом Экенгреном. Мы пришли к определённому решению. Ты получишь отметку за поведение, которую, я надеюсь, запомнишь до конца своей жизни. Она называется „заслуживающий порицания“ и ставится буквой „Д“ в аттестате. И ещё одно… Встань!»

Эрик поднялся. Пожилой мужчина подошёл к нему с далеко отведённой назад правой рукой. Сразу ясно стало: готовится пощечина. Эрик перехватил за спиною правой рукой своё левое запястье. Тогда директор ударил. На удивление сильно.

«А сейчас исчезни с глаз моих, хулиган!» — крикнул он. Эрик выскочил из кабинета. У него голова пошла кругом. Выходит, его не исключили? Очевидно, нет. И осталось едва ли два месяца до свободы.

Но потом он неожиданно вспомнил самое важное. Вернулся к директорскому кабинету, постучал в открытую дверь.

«Ты?..»

«Да, я забыл. Письмо. Там ее адрес».

«Сейчас я последний раз говорю тебе: исчезни, — беспафосно произнес директор. — Письмо конфисковано. Повторяю: исчезни, прежде чем не испортил себе жизнь окончательно, мальчишка!»

Но на этом всё не закончилось.

После утренней молитвы на следующий день директор поднялся на кафедру священника и крикнул, чтобы Эрик встал. Потом он разразился десяти минутной проповедью, которую Эрик воспринял, главным образом, как шум в ушах. Единственная формулировка запечатлелась навсегда в его памяти: