Читать книгу "Бел-горюч камень - Ариадна Борисова"

В душе она зауважала Гришку за дальновидность – надо же, всю жизнь наперед рассчитал.

– Ну и ладно. Подумаешь, птица-журавль, – в его голосе звучала обида.

– Не называй меня так!

– А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Изочка растерялась. Она собиралась когда-нибудь съездить в Литву и выполнить данное маме обещание, но ни о каких институтах еще не думала, поэтому с вызовом выпалила первое, что пришло в голову:

– Артисткой!

– Погорелого театра, – хохотнул Гришка.

Тут и она обиделась. Разошлись без «до свидания».

Проникая сквозь ситцевые занавески, матовые лучи белой ночи освещали угол Полининой тумбочки, где лежал альбом с вырезанными из журналов фотографиями артистов. Изочка полистала альбом и нашла кадр из киноленты «Сорок первый». Марютку играла прекрасная тезка Изольда Извицкая. На снимке она и белогвардейский офицер Говоруха-Отрок стояли друг против друга, как Изочка с Гришкой.

Фильм шел недавно в кинотеатре «Мир». На афише была приписка: «До шестнадцати лет», потому что Марютка с поручиком целовались прямо на экране у всех на виду. Рассеянная контролерша, обрывая билеты, в потоке взрослых девочек за спиной Гали не заметила Изочку с Полиной, и они посмотрели картину.

Ах, как Марютка кричала в конце фильма: «Синегла-азенький!» Сама убила любимого человека и сама же кричала. Все девочки плакали.

…«Счастья вам, синеглазые», – сказала Зина Тугарина, прощаясь перед отъездом в Уржум. У Марии были синие глаза, и у Изочки они синие. Это все, что унаследовала она от мамы. На маму почему-то походила Майис, вовсе ей не родственница, словно кто-то закрасил глаза и волосы Марии в черный цвет и кожу тронул загаром. «Одного литья серебро», – говорил о них дядя Степан…

Мама однажды обмолвилась, что Изочка – вылитая Сара, папина младшая сестра. Гарри Перельман не сумел узнать, в какую страну уехало большое семейство Готлибов. Жаль, не сохранилось карточек Сары… А дядя Паша хранит в своем паспорте фотографию Греты Гарбо. Эта голливудская актриса напоминает ему Марию. Изочка видела снимок и не нашла ничего общего с мамой в холодном лице американки, но промолчала…

Под кадром из «Сорок первого» Полининой рукой было мелко выведено: «Умру, но не отдам поцелуя без любви!»

Послышался смешок. Полина, оказывается, тоже еще не уснула. Усевшись на кровати по-турецки, кивнула на альбом:

– Отдала.

– Поцелуй без любви?! И что?

– Ничего, не умерла. Как видишь, живу до сих пор.

Потрясенная Изочка глаз не могла отвести от пухлого рта Полины. Никто из знакомых ей девочек еще не целовался. Даже Галя.

– А признайся-ка, Готлиб, к кому ты сейчас шастала на улицу? Только не ври!

– Зачем врать? – удивилась Изочка и вкратце рассказала о Гришке.

– Понятно, – Полина снова легла. – Шибко-то не бегай, как позовет, а то девчонки подумают всякое. И пусть пораньше приходит.

Изочка не спросила, что могут подумать девочки, ее занимал другой вопрос.

– Полина… Я, честное-пречестное слово, никому не скажу… С кем ты целовалась?

– Да с однокла-а-ассником, – зевнула Полина. – Просто так попробовали. Ему понравилось, а меня с первого разу затошнило.

– А со второго?

– Не было второго. Говорю же – противно стало от слюней.

Изочка вдруг нечаянно вспомнила Гришкины губы и рассердилась на себя: дался ей этот «боярышник»!

Моряку, наверное, все равно, какой он – рыжий, черный или вообще лысый, но актером такого бы не взяли, разве что клоуном в цирк. Вот Басиля бы точно пригласили сниматься в кино. Изочка никогда не встречала людей красивее. Басиль, конечно, успел вырасти там, на Кавказе, или в другом месте, куда привели чернобородого «короля» неведомые цыганские дороги…

Скоро лето. Отпустят ли воспитатели на пристань встречать первые пароходы?

Вода плещется, шуршит у смолистых бортов, солнце кладет яркие лоскуты на белую палубу, звенит трос, туго затянутый на причальном столбе… Суждено ли Изочке когда-нибудь увидеть солнечного мальчика?..

Вздохнув, она достала из ящика тумбочки карманное зеркальце, глянула на себя искоса, издалека и вблизи. Сочла, что нос мог быть покороче. Огорчил стыдный румянец, весело заливший по-детски округлые щеки. Ничуть она не худая, ошибается тетя Матрена. Всякому, кто бросит взгляд на это румяное лицо, ясно, что отсутствием аппетита Изочка не страдает. Спасибо, что хоть не рыжая. Если похудеет к десятому классу, может, стоит подать документы в институт, где учат на актрис. Не один же Гришка такой предусмотрительный.

«Стану актрисой! – решила она и невольно прыснула: – Погорелого театра…» А что? Пусть не красавица, как Изольда Извицкая и Бэла Юрьевна, но не дурнушка. И память у нее хорошая, помнит наизусть все «мамины» монологи из пьес Чехова.

– Чего не спишь? – пробурчала Полина.

– Я хочу стать актрисой, – не стерпела Изочка.

– Хоти на здоровье, только спи, Готлиб…

Глава 23

Безобразная красота

Детдом попрощался с очередной группой выпускников. По завершении восьмилетки их определяли на работу с предоставлением жилья в общежитиях. Остальных воспитанников вывезли в лагерь, под который наспех приспособили несколько сараев, – пропалывать кукурузные поля. Нисколько Полина не преувеличила: работали от зари до заката. Изочка и думать не смела о том, чтобы отпроситься пасти коров, а тем более встречать пароходы на пристани.

Секретарь ЦК партии Никита Сергеевич Хрущев побывал в гостях у американского фермера и влюбился в кукурузу, дающую зерно и силосную массу, поэтому колхозам пришлось сеять универсальный злак на травяных землях. Под Якутском высеяли сорта «Рисовый» и «Конский зуб».

Сколько ни удобряй почву навозной жижей и древесной золой, початки не успевали вызреть за короткое северное лето. Позже выяснилось, что на земле, истощенной привередливой культурой, на следующий год не растет даже трава. Партия, тем не менее, требовала претворять в жизнь кормовые планы на основе именно кукурузы, и сокрушенные председатели сельсоветов велели агрономам кое-где использовать под нее пшеничные поля. Ведь если партия сказала: «Надо», солдатское «Есть!» выпаливалось в любой точке Советского Союза. Никто и не заикался о «нецелесообразности» и «неморозостойкости».

Сочные стебли «царицы полей» распробовали и повадились поедать гусеницы лугового мотылька. Днем колхозники и дети ловили летучих паразитов, шагая гуртом по полю с бреднями, ночами жгли костры. Мотыльки слетались на огонь и погибали. Утром пропольщики дергали осот и очищали гряды от куч мертвых бабочек. Следом шли «рыбаки», и снова в сетях трепетали жемчужные хлопья, сбитые из тысяч крохотных крыл…

Время за кукурузной страдой незаметно приблизилось к традиционному сбору картофеля, который назывался «осенней сельскохозяйственной практикой». С начала сентября студенты и ученики городских школ с четвертого класса по десятый во главе с педсоставами почти месяц проводили на картофельных полях. В выходные привозили «учиться труду» и младших детдомовских школьников. Никому без уважительной причины не дозволялось отвлекаться от работы более чем на пятнадцать минут. С утра бригадиры давали задания, вечером подводили итоги. Не выполнишь свою норму за день – вернешь «долг» завтра.