Читать книгу "Иной путь - Влад Вегашин"

Короче, Иванушка, иди ты к черту. И на хрен тоже иди. И еще куда-нибудь, в места не столь литературные.

Всегда было интересно, чип-карты – они полностью из пластика, не считая внутренней электроники, или как? А это мы сейчас проверим… Хорошо плавится, зараза! Правда, воняет, как черт знает что, но для дела можно и потерпеть и вонь, и боль в руке, которой зажигалку держать приходится, и ожоги на пальцах – от плавленого пластика и от стального колпачка зажигалки. Вот и все, теперь только клякса паленая и осталась. Нет, еще мобил – но что с него толку, без чип-карты? Эх… на хрена тогда купил эту бандуру у малолетки? Из-за нее все проблемы…

Вторая-то рука с чего болит? Неудобно, давит что-то. А, ну да, пистолет. И в нем еще… три пули. Символично получается. А почему бы и нет? Правда, одна пуля лишняя – ну да мы ее выкинем. Чтобы символичности не портила.

Так, мобил на пару шагов откинем. Прицелиться как следует… бах! Готово. Поди собери теперь эту зловредную хреновину. А вторую – в висок. И эту хреновину никто тем более не соберет!

Шаги на лестнице. Тяжелые такие и громкие. Много народу. Не иначе, копы нашли. Ну да ладно, пусть себе идут. Черт, черт, черт! Пистолет ронять – не самая лучшая идея… и как-то темно перед глазами… Где же этот пистолет? Ага, вот он.

Дверь вышибли. Ну что за люди, все-то им сломать надо, и испортить обязательно. Нет, ну как хотите. Сколько там пуль было? Три? Одна на мобил ушла, еще одну себе надо оставить. А перед смертью пальнуть разок в этих гадов.

О! Попал! Отлично! А теперь к виску и…

Сухой щелчок. Почему?

"Одна пуля лишня – ну да мы ее выкинем. Чтобы символичности не портила".

И-ди-от.

Темно…

– Суд признает вас виновным по статьям: один-четыре-шесть пункты "эй" и "си", два-два-один, пункт "би", и три-один-пять, пункты "эй" и "ди". Вы приговариваетесь к пятнадцати годам принудительных работ. Тип работ будет определен позднее, после тестирования ваших способностей. Вам есть что сказать?

До две тысячи двадцатого года, точки отсчета новой эпохи, преступивших закон приговаривали к тюремному заключению, в некоторых странах за отдельные преступления – к смертной казни. Осужденные отбывали срок в специальных лагерях, где выполняли простую, грубую работу. Но после катастрофы, когда повсеместно происходил пересмотр всего жизненного уклада человечества, был принят новый закон и вариативность наказания существенно изменилась. Исчезло такое понятие, как "условный срок" – даже за самые мелкие нарушения уголовного кодекса было предусмотрено некоторое время исправительных работ, от месяца и более. Ряд преступлений – против государства и против человечества – карался смертной казнью, но на практике к высшей мере прибегали исключительно редко. Мерой наказания для всех прочих преступников, от мелких воришек до насильников и убийц, стали исправительные работы. Также каждый преступник проходил специальное тестирование до и после суда. На этом тестировании проверялись физические и умственные данные осужденного, его навыки и умения, а также, в случае длительного (от трех лет) срока – предполагаемые способности и обучаемость.

После суда, когда окончательный приговор был вынесен и срок определен, преступников в соответствии с результатами тестирования распределяли на работу в корпорации. Гигантские компании довольно щедро платили за "рабов", трудящихся за еду и жилье – "рабы" оказались гораздо выгоднее, чем платить свободным людям. Если называть вещи своими именами, это было просто-напросто легализованное рабство. Правда, в отличие от средневековой концепции рабовладения, концепция двадцать первого века выгодно отличалась довольно многим. Во-первых, условия содержания, особенно для преступников, обладающих соответствующими навыками, были вполне пристойными: пищей, одеждой, местом для сна, нехитрыми развлечениями раз в две недели и тому подобными вещами невольных работников корпорации были обязаны обеспечивать. Во-вторых, любой человек, осужденный на длительный срок, мог в зависимости от личных навыков и качеств работать и с компьютерными системами, и в сфере медицины, и на сложных производствах, и в инженерных отделах. В-третьих, "раб" мог добиться определенных успехов, занять относительно высокую должность, что автоматически сказывалось в лучшую сторону на условиях его проживания. В-четвертых, "рабам" платили. Разумеется, зарплаты были не просто крохотными – мизерными, но лет за десять накапливались более-менее приличные суммы, которых вполне хватило бы на адаптацию после освобождения, особенно если учитывать то, что мало кто из отбывших срок менял место работы.

Но, разумеется, были и минусы. Оказаться этим самым отбывшим наказание был шанс только у тех, чей изначальный срок составлял меньше трех лет. Естественно, для руководства корпораций было выгодно как можно дольше удерживать у себя работников, и в две тысячи сороковом году была принята поправка к общему закону об уголовном праве. Согласно этой поправке, любая корпорация, желавшая принимать участие в программе "рабов", обязывалась принять на работу специально обученного сотрудника-юриста, в чьи обязанности входило присматривать за соблюдением прав рабов… и прав корпорации относительно рабов. А среди этих самых прав корпорации значилось: за нарушение дисциплины, субординации, правил, etc, руководство имеет право продлить срок исправительных работ согласно внутреннему своду правил. Стоит ли говорить о том, каков был этот внутренний свод правил? В рамках установленного законом регламента владелец мог наказывать за каждый проступок продлением работ на срок до месяца. В общем, случаи, когда получившие более трех лет преступники выходили на свободу, можно было пересчитать на память.

А второй минус в чем-то был гораздо хуже первого: любой приговоренный, обладающий достаточным капиталом, мог попросту выкупить себе свободу. От ста тысяч до миллиона евро за каждый год, в зависимости от преступления. К примеру, попавшийся на финансовых махинациях и получивший шесть лет исправительных работ, мог выйти на свободу сразу после приобретения его корпорацией, заплатив около двух миллионов. А осужденный по статье три-один-один, пункт "эй" – убийство человека, стандартный срок – четыре года – отделался бы и вовсе восемью сотнями тысяч. Набор же статей: один-четыре-шесть пункты "эй" и "си", два-два-один, пункт "би", и три-один-пять, пункты "эй" и "ди", и вовсе сразу же означал пожизненное заключение – суммарная стоимость освобождения составила бы двадцать шесть миллионов евро.

В общем, рабы были очень выгодны корпорациям, вне зависимости от того, оставались ли они и вправду работать или же выкупали себе свободу. А Игорь Галес, симпатичный парень с длинными волосами, выкрашенными в малиновый цвет, не в меру доверчивый и склонный плохо считать пули, был фактически приговорен к пожизненному заключению в инженерном отделе корпорации "Россия". И он так и не узнал о судьбе проклятых тюков с деньгами и сырьем наркоты, которых показалось мало глупому Сычу.

А тем временем судьба этих самых тюков сложилась почти что так, как и должна была, даже если бы Математик и его банда не выпали из расклада. Разве что с наркотиком Иванушка решил все же не возиться – долго, сложно, опасно, да и людей подходящих пока что на примете нет. Поскольку сырье ноктса практически не портится, разве что сырости боится, мешки были старательно запакованы в полиэтилен и помещены в дешевые вакуумные пакеты для хранения, купленные в обычном гипермаркете, а затем надежно спрятаны в старой канализации – когда-нибудь пригодится. Деньги Иванушка спрятал в другом месте – пока что они не были нужны, а светить их было бы верхом неблагоразумия.