Читать книгу "Как утопили в крови Языческую Русь. Иго нового Бога - Лев Прозоров"

Могло такое быть? Да запросто. И в Новгороде была партия, держащая, как тогда говорили, руку сперва суздальских, а потом и московских великих князей.

Вот только… никто этого не скрывал. В летописях новгородских достаточно честно и подробно сообщается о всех перипетиях политической жизни республики. Кто был за кого, кто хотел дружить с немцами, кто с литвой, кто с Москвой, и что сделал победивший на выборах кандидат с проигравшим – тут по-разному бывало. Одни уступали место преемнику, так и сохранив за собою почетное и весомое звание «старого посадника» – такой мог и суд вести, и в войске воеводить. Если оппоненты были настроены порешительнее, посадники, случалось, расставались не только с постом – и забить насмерть могли, и в Волхов скинуть вниз головой с моста. И все это, повторяю, записывали в летописи, а не стирали из них.

Значит, дело не в политике – или не только в ней. Маловато будет политики для того, чтоб в не слишком стеснительном Новгороде имя главы республики постарались истребить из всех письменных источников.

В чем же дело?

В поисках ответа на этот интересный вопрос придется нам перечитать былины про Василия Буслаева.

4. Житие несвятого

Странности окружают Василия еще до рождения. Старательно подчеркивается, что его отец, Буслай или Буслав, ни с кем не ссорился, старался жить мирно – с чего бы такое миролюбие в небедном человеке торгового города? Так ведут себя люди, чувствуя уязвимость, чем же был уязвим отец Василия?

В некоторых вариантах состарившийся Буслав идет просить о зачатии сына к «бел горюч камню». Перед ним «объясняется», то есть объявляется, возникает «бабища матерая» и корит его, что он поспешил с просьбой на три месяца – еще немного, и его сын мог бы родиться неуязвимым.

Вскоре после рождения сына Буслав умирает. Мать (ее имена меняются от варианта к варианту – Ненила, Мамелфа, Авдотья и проч.) старается дать сыну покойного наилучшее образование – Василий учится чтению, письму, церковному пению. Но в нем играет уже дикая, неукротимая натура, он задирается со сверстниками и теми, кто старше его, и легко их калечит. Недовольные новгородцы грозятся «заквасить Волхова» Буслаевым – то есть утопить его в реке. Высшая мера по новгородскому законодательству, кстати! Вряд ли такое предполагалось за просто подростковые драки, сколь угодно опасные для здоровья. В некоторых вариантах мать журит сына, кое-где, услышав об угрозах «мужиков новгородских», прямо советует ему собрать дружину, дабы избежать столь сомнительных почестей. Василий собирает дружину. Причем, когда на его призыв откликаются те же «мужики новгородские», идущие «из церквы из соборныя», Василий «привечает» их своим «червленым вязом», или, попросту говоря, дубиной. В его дружине оказывается Костя Новоторженин, Васька Белозерянин, «мужики залешане» или «заонежане» – то есть люди с окраин новгородской земли, в городе пришлые.

Вскоре Василий с дружиной незваными заявляются на пир новгородского князя или на «братчину николыцину», то есть на пир, который устраивает община при церкви святого Николы. Там вспыхивает новая ссора, и Василий с новгородскими «мужиками», что называется, «забивает стрелку». В случае, если Василий с дружиною сумеют пройти мост через Волхов – при активном противодействии горожан, понятно, – новгородцы обязуются выплачивать Василию дань. В противном случае, по одним вариантам, Василий с дружинниками сам должен выплачивать дань Новгороду, по другим – лишится головы.

Мать, стараясь спасти сына от столь непродуманного пари, запирает спящего Буслаева. Тем временем начинается бой между его дружиной и новгородцами. «Девушка-чернавушка», очевидно, служанка Василия, с коромыслом пробивается к своему двору, выпускает хозяина и рассказывает ему о бедственном положении его людей. В некоторых вариантах это положение описано несколько странно – у дружинников

Связаны ручки белые,

Им скованы ножки резвые

И загнаны они во Почай реку.

Буслаев врывается на место расправы с дружиной, освобождает своих людей, и побоище вспыхивает с новой силой. Против него выходит крестовый брат, а потом и крестный отец, монах, несущий на плечах Софийский колокол и подпирающийся вместо клюки колокольным языком. Василий, не слишком раздумывая, расправляется с обоими, сопровождая смертоносный удар глумливым «вот тебе яичко – Христос воскрес!». Он разбивает колокол Святой Софии, главной христианской святыни Новгорода. Кстати, иллюстраторы былин этот эпизод любят особенно.

Разошедшегося силача унимает только его мать. По одним вариантам, ее сподвигла на это покорная просьба пришедших к ней с дарами «мужиков новгородских», а по другой – просьба явившейся ей Богородицы (!). Василий соглашается примириться с новгородцами и получает у них дань. В ряде вариантов все обозначено проще и ясней – Василий стал «владеть да всем Новым градом».

То есть, очевидно, стал посадником.

Таково содержание первой из былин о Буслаеве.

Тут бросается в глаза наличие некоего не обозначенного, но явного антагонизма между Василием и остальными новгородцами. Невзирая на то, что у Василия христианское имя, что он «учился петью церковному», он раз за разом противопоставляется не просто Новгороду, а Новгороду христианскому. Новгородцы грозятся расправиться с ним не как с простым буяном, а как со смутьяном или еретиком. Он дубиной гонит со двора пришедших туда из соборной церкви. Он не придает никакого значения крестовому братству и без колебаний подымает руку на крестного отца, на колокол Софии. Даже Богородица является отнюдь не самому Василию, а его матери – которая вообще выведена, как в большей степени «своя» мужикам новгородским, чем её сын.

5. Язычники крещеного Новгорода

Однако за что же ратовал Василий, что было у него за душой, когда он разбивал Софийский колокол? Ведь не диалектический же материализм, право слово. Да и до первых христианских ересей оставалось не одно столетие. В XII веке на новгородских землях православному христианству мог противостоять только один враг – язычество.

Позвольте, может сказать неподготовленный читатель, о каком язычестве речь? Еще в конце X века, почти за двести лет до смерти посадника Василия Буслаева, Новгород был крещен огнем и мечом дружин Добрыни и Путяты.

Не все так просто.

«Слово невежам о посте», написанное не ранее конца XI века, упоминает жителей Новгородской земли, «словен», вкупе с половцами и волжскими булгарами, среди нехристианских народов. И недаром – когда в Новгород в 1071 году пришел волхв и стал поднимать народ против епископа, за того вступился только пришлый, черниговский, князь со своей дружиной, «людие же все идоша за волхва». В 1166 году – как раз при жизни Василия Буслаева – епископ Новгородский Илья говорил, что «земля наша недавно крещена», и поминал, как очевидец, «первых попов».

Подтверждается приверженность новгородцев древней вере и археологами. В 1964 году, раскапывая усадьбу на Ильинской улице, начавшей застраиваться с конца XI века, ученые обнаружили остатки жертвоприношения коня. И такие находки остаются обычным делом вплоть до слоев XIII века. Деревянные идолы встречаются и позднее. В 20-е годы XIII века летописи упоминают в Новгороде особый налог для упорствующих в язычестве – «забожничье». В 1227 году в Новгороде снова открыто выступили волхвы, однако… однако их время уже прошло – люди новгородского архиепископа быстро сожгли кудесников. Но и это еще не было концом. В XIV веке некий христианин гневно обличает язычников в берестяной грамоте.