Читать книгу "Приди, весна - Джилл Мэри Лэндис"

– Не покидай меня снова. – Слова прозвучали, как мольба, и на мгновение он почувствовал стыд, но даже это не остановило его, и он повторил: – Не покидай меня снова, Анника. Останься со мной. – От невыразимой муки он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их опять, Анники рядом не было.

Пульсирующая боль в раненой ноге вернула его к действительности. Он слегка приподнял голову и попытался сосредоточить взгляд на пятнах засохшей крови. Интересно, кто перевязал ему рану, изорвав для этого на полосы его собственную рубашку? Не Анника ли? Неужели она позаботилась о нем, прежде чем оставить?

Чей-то голос отвлек его от беспорядочно кружащихся в голове мыслей.

– Пусть знает, что тебя я не держу…

– Пэтси? – Он выставил вперед руку, пытаясь отгородиться от нее. От Пэтси можно было ожидать чего угодно. Даже сейчас, находясь в бреду, он помнил об опасности, какую представляла для него с Бейби Пэтси. Она была безумна, как и отец под конец жизни. Достаточно безумна, чтобы решиться – как Авраам, по ее словам, – принести свою дочь в жертву. Если бы не он, она, не задумываясь, сбросила бы девочку с крыши.

– Прошу, не приближайся…

Хотя она стояла к нему лицом, взор ее был обращен не на него, а куда-то в пространство. Она вся была в ином времени, в иной эпохе. Она говорила словами, которые вложил в уста египетской царицы бард шестнадцатого века. И, хотя слова эти были искажены, как и черты ее лица, горделивая осанка Пэтси не оставляла сомнений в том, кем она себя считает.

– Узнай, где он, кто с ним, чем занят он.

Бак знал, что находится в полной ее власти.

– Пэтси, прости меня. Я был вынужден так поступить. Я должен был увезти тебя.

Продолжая цитировать Шекспира, она произнесла:

– Послушай, отвернись и прослезись… потом, прощаясь, уверь, что слезы назначались мне. Тебе удастся чудно эта сцена чистосердечной фальши…

Одеяние ее было из прозрачного шелка, а на голове, словно солнце, сверкал золотой обруч. Он сверкал так ярко, что Бак прикрыл на мгновение глаза, боясь ослепнуть. Над сверкающим обручем распростер крылья такой же излучающий сияние орел. Бак задрожал, глядя на нее. Дрожь сотрясала все его тело, и у него не было сил ни унять ее, ни заставить видение своей сумасшедшей сестры оставить его в покое.

Пэтси подошла вплотную к кровати, и край шелкового рукава коснулся его лица. Он задрожал сильнее. Она склонилась над ним, и он почувствовал на своей щеке ее ледяное дыхание.

– Сначала погребем его, – заговорила она вновь словами египетской царицы, – а после, как должно, со свободною душой, без трепета, по-римски, горделиво, на зависть всем сумеем умереть…

И тут Бак понял, что умирает.

Послеполуденное солнце пронизывало своими лучами занавеси на окне, образуя причудливый узор на восьмиугольных плитках пола в ванной комнате. Анника лежала, откинувшись назад, в высокой, изысканно украшенной ванне, чувствуя, как постепенно расслабляются ее одеревеневшие мышцы и боль в ногах уходит. Как только Роза оставила ее с Баттонз в отведенной для них комнате, Анника решила последовать примеру ребенка и лечь спать. И сейчас, после того как она искупала Баттонз и передала ее Розе, настало время побаловать и себя. С наслаждением вдыхая резкий запах розовых солей, ароматизировавших воду, она намылила руки и ноги, после чего принялась за мытье головы и терла и скребла ее до тех пор, пока не почувствовала себя так, будто вместе с грязью смыла всю усталость последних двух дней. Наконец, когда вода остыла и ее охватило чувство вины за то, что она оставила Розу на милость Бейби на такое долгое время, Анника медленно, стараясь не набрызгать на пол, поднялась из воды и протянула руку к оставленному для нее Розой толстому махровому полотенцу.

Закрутив полотенце тюрбаном на голове, она медленно провела руками но телу, смахивая капли воды, и мысли ее невольно обратились к тем двум ночам, когда она лежала в объятиях Бака, наслаждаясь его ласками. Она нахмурилась. Когда же он наконец явится? Ей хотелось быть уверенной, что она будет с Кейсом, когда мужчины встретятся. Выражение, замеченное ею в глазах Кейса, не сулило ничего хорошего. Встреча несомненно перерастет в драку, если только она не будет на ней присутствовать. Кейс будет слишком разъярен, чтобы внять голосу рассудка, а Бак даже не подумает сказать хоть слово в свое оправдание.

Вытерев волосы, она повесила полотенце снова на крючок и вылезла из ванны. Протянув руку, она сняла с вешалки в углу свой пеньюар из лилового шелка, который повесила для нее там Роза. Судя по всему, невестка нисколько не сомневалась, что ее спасут.

Аннике хотелось сказать Розе, что в общем-то она не нуждалась ни в каком спасении, но она боялась, как бы та не передала ее слова Кейсу. Она жаждала поговорить с Розой, рассказать ей обо всем, что с ней произошло, но пока она не слишком-то хорошо знала жену брата, чтобы с ней откровенничать. Шлепая босиком по коридору в свою комнату, Анника спрашивала себя, сможет ли она когда-либо поделиться своим секретом с Розой.

По сравнению с хижиной Бака в Блу-Крик отведенная им с Бейби комната для гостей в доме Кейса выглядела настоящими хоромами. Широкая, на четырех высоких ножках кровать была застелена желтым покрывалом. В изголовье возвышалась гора подушек в наволочках с оборками, и на окнах висели такие же занавески. Ее одежда занимала полностью высокий дубовый шкаф, а на комоде были расставлены взятые ею из дома флаконы с духами.

Распахнув дверцы шкафа, Анника провела рукой по висевшим там атласным и шелковым платьям всех цветов радуги. Они были куплены девушкой, для которой главным в жизни был вопрос, как она выглядит, и не вызывали особой радости в женщине, чье сердце сжималось от тоски и нерешительности. Два месяца прошло с тех пор, как она отправилась в путь со всеми этими великолепными нарядами, и за это время выяснилось, что в сущности ей не нужен ни один из них. Среди роскошных нарядов висело и сшитое для нее Баком пальто, резко контрастировавшее с ними и напоминавшее о разнице в их положении. Анника опустила руку, остро сознавая в этот момент, что отдала бы все свои наряды за то только, чтобы увидеть Бака снова.

Глядя на себя в зеркало, она подняла кружевной воротник своего шелкового пеньюара. Интересно, что сказал бы Бак, если бы ее сейчас увидел? Вероятно, покачав головой, он сказал бы, что был прав, когда говорил, что жизнь, полная удобств, ей дороже, чем он. Она провела рукой по волосам, затем машинально взяла свою расческу из слоновой кости и принялась расчесывать влажные пряди.

Причесываясь, она вглядывалась в свое отражение в зеркале. Отразилось ли пережитое ею за эти два месяца у нее на лице? Мог ли кто-нибудь, глядя на нее, догадаться, что ее похититель лишил ее невинности? Поймут ли ее, если она скажет, что не является уже той беззаботной девушкой, которая считала, будто ей все известно об этом мире и о ее месте в нем? Что ей мельком удалось увидеть жизнь, о которой она даже не подозревала и которую, возможно, и не пожелала бы себе, но сейчас готова была принять эту жизнь и вместе с ней – мужчину, являвшегося неотъемлемой частью этой жизни?