Читать книгу "Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева"

Он не ошибся. Спустя некоторое время выяснилось, что всписках телефонисток Сталинградского узкоколейного участка дороги до войны значиласьЕфросинья Казбегова, в девичестве Тарабаева. Анфиса тоже была до замужестваТарабаевой. И отчество Ефросинья носила такое же, как у Анфисы: Леонтьевна.Ефросинья Леонтьевна была замужем за Тимуром Казбеговым, начальником отделениямилиции станции Мазуровка. Станция эта находилась на пути между Сталинградом иКамышином.

Неужели это и есть тот непрямой, зато надежный путь, которымосуществлял связь со своим центром немецкий агент Счетчик?

Посоветовавшись с Храмовым, решили горячку не пороть и с задержаниемАболса не спешить, а установить пока на телефонном узле прослушку и подождатьразговора Анфисы с сестрой. Ведь вполне могло статься, что Фрося там больше неработает (уточнить последнее в военной неразберихе не было возможности: вокругСталинграда шли бои, там сейчас не до проверок каких-то телефонисток).

– Пока все это только ваши предположения, – сказал Храмов. –По сути дела, нет ни одного конкретного доказательства, что Счетчик – именноАболс. Подождем связи с Мазуровкой. И уж тогда…

На другой день из сводок стало известно о новом прорывенемцев к Волге. В числе захваченных ими населенных пунктов значилась и станцияМазуровка.

Итак, связь Аболсов, даже если она и осуществлялась черезЕфросинью, оборвалась.

– Прослушку в Большаке мы все равно установим, – угрюмосказал Храмов. – Может быть, Анфиса связывалась вовсе не с сестрой. Оченьхотелось бы мне, чтобы это было так.

– А мне бы не хотелось, – сказал Поляков. – Мне бы хотелось,чтобы они начали без связи задыхаться. И чтобы «штаб Вали» выслал к ним новогочеловека. В любом случае мы сейчас с Аболсов глаз не должны спускать!

Однако ни прослушка, ни наблюдение не дали никакихрезультатов. Даже если Аболсы и «задыхались без связи», они никак своих страданийне показывали. Разговоры по телефону Анфиса вела сугубо служебные. Ни один изпоявлявшихся время от времени в Большаке людей – командированных, или солдат,приезжавших туда на побывку, или жителей Энска, вздумавших навеститьбольшаковскую родню, – никто из них не пытался встретиться ни с Анфисой, ни сКарлисом. Приезжая с «четверкой» в Энск, кочегар Аболс отлучался с поезда ивыходил в город нечасто. Иногда Аболс бывал в кино. Однако он не пытался сестьна какое-то определенное место, усаживался согласно билету, ни с кем незаговаривал, ничего, пользуясь темнотой, не принимал у неизвестных или дажеизвестных лиц и ничего им не передавал. Потом возвращался на вокзал, поднималсяна паровоз и ехал домой.

Порой к отправлению или прибытию поезда приходили какие-толюди и передавали то ему, то машинисту загадочные свертки. Иногда машинист илиАболс тоже передавали им свертки. Выяснилось, что эти люди имели родню вБольшаке и порой обменивались со своими родственниками гостинцами. Чаще другихпоявлялись шофер «Скорой помощи» Иван Капитонов, машинистка из Советскогорайфинотдела Поликарпова, начальник жилконторы Мусага, шофер из военногогоспиталя Братчиков и инженер с Автозавода Мутовкин. Капитонов и Братчиков былиродом из Большака, там жили их одинокие матери, и сыновья передавали для нихпродукты из своих пайков. У Поликарповой в Большаковском кожевенном техникумеучился сын. У Мутовкина в Большаке жила сестра, муж которой погиб на фронте,инженер поддерживал ее большую семью чем мог.

Всех этих лиц проверили. Никто из них не подходил на рольнемецкого агента. Да и сам Аболс, такое впечатление, тоже…

– Возможно, мы ошиблись с этим письмом и с этим фигурантом,– сказал однажды Храмов, отводя глаза от Полякова и бесцельно перекладываякакие-то папки на своем столе. – Слежку, конечно, продолжим, но… Перспектив невижу.

Поляков оценил его такт. Поскольку Аболс являлся целиком иполностью фигурантом Полякова, следовало бы, конечно, Храмову употребить другоеместоимение и сказать: « Вы ошиблись!» И опустить слово «возможно»…

1943 год

– Хватит холить, вот что я вам скажу! – заявил на летучкеначмед Ионов. – Выписывать надо! Всех подряд выписывать!

– Ну прямо всех подряд! – проворчала медсестра Валя Евсеева,стоявшая у двери рядом с Ольгой. – А если так, то начинай с себя!

Комиссованный по причине острейшего заболевания почек начмедИонов не мог быть выписан на фронт, это знали все. Однако те, кто на него покаким-то причинам злился (а таких причин бывало множество!), не упускали случаянапомнить, что Ионов, когда вся страна воюет, отсиживается в тылу, хотя на немпахать можно.

Начмед и в самом деле корпуленцией и даже лицом нескольконапоминал быка.

Ольга крикливого, грубого и хамоватого Ионова не выносила.Однако ничуть не лучше она относилась к Валентине, а поэтому промолчала, ничутьее не поддержала и продолжала слушать начмеда.

Поводом к его категоричному заявлению послужило следующее. Вофицерской палате на втором этаже при обходе нашли обмундирование, не сданноена склад после увольнительной. Путем простейшего расследования выяснилось, чтообмундирование залежалось надолго, но использовали его товарищи офицеры отнюдьне для того, чтобы отрабатывать бравую походку, готовясь к возвращению вдействующую армию. В нем сбега́ли в самоволку – чаще всего по ночам,причем на кровати гуляки в это время складывали подушки, чтобы создатьвпечатление лежащего человеческого тела.

Что поделаешь, самоволки среди выздоравливающих – делообычное и привычное. Одинокие женщины живут в округе и поодаль – женщины,которые истосковались по мужчинам. Одинокие мужчины заперты в палатах госпиталя– мужчины, которые истосковались по женщинам. Что делается вокруг госпиталя повыходным! Женщины, поодиночке, по двое или маленькими группками, подходят кограде. Становятся вокруг с самым незаинтересованным видом – и ждут,поковыривая носочком снежок или потопывая по обледенелому насту. Болтают илимолчат, но так и косят глазами на окна.

В госпитале не больно-то жарко, но окна безжалостнораспахиваются: ведь через полоски, старательно наклеенные на стекла, чтобы невылетали при налетах, не много разглядишь. Все раненые, кто в силах добратьсядо окон, устраиваются на подоконниках, тянутся через головы, чтобы выглянуть:

– О, Степан, гляди, вон та черненькая не к тебе пришла? Идискорей!

– Пошли вместе! Ты ведь сам назначил свидание той, в беломплаточке пуховом…

– Володька, иди, не томи ты ей душу! Ждет ведь!