Читать книгу "Джокер - Даниэль Дакар"

— Как я понимаю, слов уже было произнесено предостаточно, — со слухом у Мэри всегда все было в полном порядке. — Рискнете ли вы, сударь, повторить их мне в лицо? Или же станете первым трусом, встреченным мною на этой планете?

Глаза Гармаша забегали.

— Эээ… — сипло проблеял он, судорожно сглотнув, — я всего лишь хотел сказать, что можно только позавидовать близкому знакомству таких людей, как вы и контр-адмирал Корсаков и…

Молнией мелькнуло воспоминание: «Спрингфилд», Келли говорит какую-то глупость, а она отвечает…

— И кому же из нас вы завидуете больше? Ему или мне?

Франтоватый, не по-мужски холеный Гармаш пошел пятнами. Василий мужественно крепился, но не выдержал и захохотал. К нему присоединились остальные, и снабженец, споткнувшись на пороге, пулей вылетел из курительной мимо брезгливо посторонившейся Мэри.

— Вы его уничтожили, сударыня! — еле выдавил сквозь смех ровесник Корсакова, чей китель украшали погоны капитана первого ранга. — Ей-ей, гуманнее было просто пристрелить!

— А кто вам сказал, что я намеревалась быть гуманной? — в голосе Мэри все еще позвякивали льдинки. — Терпеть не могу пустобрехов. От них одни неприятности, что в Пространстве, что на тверди.

Она перевела дыхание, слегка расслабила плечи и улыбнулась:

— Здравствуйте, Никита Борисович. Говорила же я вам, что по скорости распространения сплетен флот уступает только монастырю и борделю и ваше благородство выйдет вам боком.

— А я ответил вам тогда, графиня, что путем умывания рук репутацию сохранить невозможно, — Корсаков натянуто улыбался. — Я могу вас поздравить?

— Можете, — кивнула Мэри. — Несколько часов назад его величество оказал мне честь, подтвердив мое право на имя и титул моего покойного отца, полковника Александра Сазонова.

Она почти физически ощутила охватившее Корсакова облегчение. Что же он предположил изначально? Не поймешь мужчин, и пытаться не стоит…

Глава 14

Донна Тереза никогда не возражала мужу при посторонних. Причем к посторонним относились даже члены семьи, даже любимая младшая дочь. Но однажды… Однажды вечером дон Луис Мендоса, посол Pax Mexicana в Российской империи, бушевал. Он кричал, что, несомненно, очень уважает сеньора Хорхе. Что сеньор Хорхе великий человек, да-да, великий. Но он, дон Луис, не позволит этому великому человеку пополнить список своих побед их Лусией. Вот тогда-то донна Тереза и возразила мужу, возразила впервые на памяти дочери, сказав, что это Лусия в данном случае пополнила список своих побед сеньором Хорхе. Возразила — и оказалась права.

Потом были почти два года редких встреч и частых сообщений, всегда приходящих с незнакомых адресов. И настал момент, когда Лусия поняла, что черен тот день, когда ей не улыбаются с экрана коммуникатора такие поначалу непривычные серые глаза. А потом сеньор Хорхе прилетел на Кортес, где она работала в компании, занимающейся терраформированием. Прилетел — и задал ей вопрос. И она ответила «да». И через восемьдесят два дня — она уже считала дни! — в домовой церкви Святого Андрея Первозванного Лусия Эухения Кармен Мендоса приняла православное крещение и имя Любовь.

А еще через неделю вопрос ей задал уже патриарх. И она ответила твердо и спокойно, и тяжелая витая венчальная свеча не дрожала в ее руке, потому что рядом был Хорхе. Отныне и до тех пор, пока смерть не разлучит их — ее Хорхе. Георгий.

* * *

Пятница настала так быстро, как будто четверга и вовсе не было. С вечера Мэри бил озноб, она не находила себе места и никак не могла заснуть. Почему-то вспомнилась дрожь, охватившая ее, тогда еще маленькую девочку, когда Рори О’Нил — вот ведь противный мальчишка! — рассказал ей страшную сказку о Черном Пилоте. Мэри, разумеется, не осталась в долгу и буквально на следующий день уже Рори трясся, слушая ее рассказ о Черном Двигателисте. Но воспоминание о влажных ладонях и колотящемся сердце осталось с ней на всю жизнь. И далеко за полночь она сидела на подоконнике, курила и в сотый, наверное, раз проговаривала про себя, что она должна ответить на тот или иной вопрос во время завтрашней — уже сегодняшней! — аудиенции. Обнаружил все, естественно, Степан. Надо отдать старику должное — ни к деду, ни к бабушкам он не пошел. Просто прикрыл дверь, а спустя несколько минут вернулся с кружкой чего-то горячего, очень крепкого и благоухающего специями и травами. Что бы это ни было, первый же большой глоток подействовал, она разом согрелась, в голове зашумело, а глаза начали слипаться. Старый служака дождался за дверью, когда она ляжет, пожелал доброй ночи и погасил свет.

Утром в доме царили суета и суматоха, и Мэри была искренне благодарна Софии, которая взяла на себя нейтрализацию Ольги Дмитриевны и до самого отъезда внучки во дворец с успехом справлялась с поставленной задачей. Под строгим взглядом Николая Петровича она заставила себя поесть, переоделась в выбранный примчавшейся Екатериной наряд и отбыла в присланном Ираклием Давидовичем лимузине. Уже на подлете к дворцу она неожиданно для себя успокоилась. Карты сданы, других не будет, так что надо играть теми, что оказались на руках. Поэтому подошедший к самому лимузину секретарь императора увидел перед собой совершенно хладнокровную молодую женщину. Человек весьма опытный, барон видел, что хладнокровие это не напускное, и мысленно восхитился гостьей его величества.

— Прошу вас, графиня, — почтительно проговорил он. — Его величество примет вас в Белом павильоне.

Пересекающиеся аллеи парка уводили их все дальше от дворца. Ровно в одиннадцать часов Мэри оказалась у входа в небольшое строение, чьи почти отсутствующие из-за огромных окон стены действительно были белыми. Секретарь распахнул перед ней дверь, ободряюще улыбнулся и растворился среди пронизанной солнцем зелени. Она переступила порог. Двое мужчин при ее появлении поднялись с легких плетеных кресел и поклонились. Она ответила тем же. Накануне Ольга Дмитриевна заявила, что аудиенция — не прием, форма там неуместна, но если Мэри наденет платье, то ей придется спешно разучивать придворные реверансы, а на это нет времени. И теперь на бельтайнке был брючный костюм, в котором она могла свободно двигаться и не забивать себе голову пустяками.

Когда с приветствиями было покончено, Мэри протянула императору конверт с верительными грамотами. Георгий Михайлович со словами:

— Присаживайтесь, графиня, прошу вас! — сел, вскрыл его и приступил к чтению. Закончив, он передал бумаги сидящему рядом Константину, а Мэри выложила из маленькой сумки-папки футляр с кристаллами. На круглом столе светлого дерева был установлен портативный компьютерный блок. Император вставил в считыватель поданный ему кристалл и в Белом павильоне зазвучал уверенный голос Шона О’Брайена. Мэри немного расслабилась. Ее основная задача была выполнена.

— Итак, Мария Александровна, — улыбнулся император, когда запись закончилась, — теперь я вижу, что в вашем лице Империя имеет дело не только с заслуженным боевым офицером, отпрыском достойного рода и очаровательной женщиной, но и с дипломатом. У вас, разумеется, имеются помимо верительных грамот и предложений Совета Бельтайна, материалы, обосновывающие обоюдные выгоды наших государств от предлагаемого Советом союза.