Читать книгу "На окраине Руси. Мифология и язычество балтов - Теобальд"

больные повязывали на ветви вещи, которые жертвовали, и думали, что выздоровеют. На ветке висели брючные ремни, вайбершлейеры, ножи и прочие вещи. Некоторые также жертвовали деньги, которые они клали на землю перед деревом. Прусское правительство приказало капитану Рагниту немедленно срубить и сжечь этот дуб.

Подлинник этого донесения правительству напечатан в Neue Pr. Prov. Blätter, III, Folge, 1863. Bd. X, p. 159; там же ответ правительства от 31 июля 1657 года с приказом срубить дуб, дело дьявола («damit die Wercke dess Teuffels zerstoret»).

B

До сих пор шла речь о деревьях, ствол которых, разъединившись, опять срастался в один. Но, кроме того, случалось, что два вблизи друг к другу стоящих ствола, выросшие из одного или двух разных корней, срастались так, что внизу образовывалось отверстие, через которое можно было пролезть больному ради его излечения. Проф. Каспари называет такие деревья двуножными (zweibeinig), а нашедши их в довольно громадном количестве, старался это явление объяснить в монографии «Ueber zweibeinige Baume. Schriften der physikalisch-oekonomischen Gesellschaft zu» Koenigsberg, XXII Jahrg. 1883, p. 107–112. Утверждая, что никоим образом два отдельные ствола само собою не могли срастаться, продолжает: «Таким образом, ничего не остается, кроме как предположить, что они образованы в результате соединения двух молодых деревьев, выросших близко друг к другу, так что ствол одного дерева отрезали косо, а другое дерево тангенциально обрезали до той же высоты на коротком расстоянии, периферийный камбий двух побегов притянули друг к другу, и ответвления были связаны в этом положении, пока они не выросли. Заметно… что подобные деревья встречаются посреди больших лесов, в таких отдаленных, пустынных районах, как Глинов и Верск».

Не подлежит никакому сомнению, что требуемое срастание пней или ветвей с оставлением отверстия для намеренного протягивания больных могло производиться с помощью искусственных мер. Ведь в некоторых местностях, в которых для исцеления больных не было подходящего дерева, пробивали в данном случае насквозь ствол молодого дерева, расширяли щель посредством клиньев до надлежащей величины и, протащив больного, связывали дерево, чтобы то срослось. Срастание было признаком, что больной выздоровеет.

Ствол дерева carpinus betulus (граб обыкновенный. – Ред.), растущего в Элизенхзайне недалеко от Грейфсвальда (ныне Мекленбург – Передняя Померания)

Но, с другой стороны, нельзя отрицать возможности, чтобы вообще два разъединенных ствола или ветви не могли сами собою срастись без приложения человеческих рук. Еще до сих пор находится дерево из породы граба (carpinus betulus) в Элизенхзайне, недалеко от города Грифии (Greifswald), у которого два ствола срослись и нет следа искусственного соединения.

Вследствие этого нет необходимости приписывать указанный профессором Каспари вид деревьев искусственному соединению, тем более что он сам удивляется тому, что эти деревья им замечены в отдаленных, мало заселенных странах, в глубоких и людьми не посещаемых лесах.

Преториус сообщает нам, что в прусской Литве существовал известный род знахарей (vaidelis), названных Medziorei, на обязанности которых лежало отыскивать в лесах деревья, представляющие собой необыкновенный вид вследствие срастания. «Medziorei служили священным лесам. В Надровии до сих пор встречаются (XVII век) те, кто обращает внимание на леса, где можно найти ромову (sic) или особенно изогнутое дерево. Они могут брать плату, чтобы привести кого-либо к подобному дереву» (p. 46/7). Это может только касаться деревьев, вид которых произошел сам собою, а не искусственным образом.

Приложенный рисунок ствола (на стр. 234. – Ред.) сделан по Гайдозу, с. 13, который заимствовал его из «Zeitschrift des Vereins für Volkskunde» Bd. II, Berlin, 1892, p. 81.

Приложение IV[91]

Моровая язва и Гильтине

По собственным словам Мицкевича, описанное им предание он заимствовал из сообщенной ему когда-то в Литве баллады (?) следующего содержания: «В одной деревне появилась моровая дева, которая, по ее обыкновению, всунув руку через двери или окно и махая окровавленным платом, рассевала смерть по жилищам. Жители крепко затворяли двери и окна, но голод, хозяйские и другие занятия скоро заставляли их покинуть предпринятые меры. Все ждали смерти. Один дворянин, несмотря на то что он запасся средствами к пропитанию, поэтому дольше других мог выдержать эту странную осаду, все-таки решился пожертвовать жизнью для общего блага и, вооружившись саблею (известной под названием Zygmuntówka), на которой выписано было имя Спасителя и Св. Марии, растворил окно. Одним взмахом отсек руку чудовищу и захватил платок. Правда, он умер и вся его семья вымерла, но с тех пор в деревне уже никогда моровая язва ве появлялась. Платок же был передан в костел не помню какого-то местечка». Этим оканчивается рассказ Мицкевича.

Предание о моровой деве существовало во всех пределах Европы (Grimm. D. М., 11, 1133–1144). Оно держалось крепко по славянским землям в сообщенных Мицкевичем главных чертах (Woycicki I, 51, где платок может быть реминисценция с Мицкевича). Чисто литовское предание разнится во всех отношениях от сообщенного, поэтому утверждаю, что предание Мицкевича славянского происхождения, перешедшее в Литву.

Ксендз Олехнович в книжке «Pasakos pritirimaj wesefos ir giesmes sudierinimays (sic) lietuwiszkay paraszitos», Wilnini, 1861, p. 140, сообщает нам настоящее литовское предание, которое ввиду библиографической редкости книжки приведем в сокращении.

«Гильтине значит смерть… Она изображалась в виде женщины с длинным синим лицом и носом, язык ее, также длинный, был насыщен смертельным ядом. Одетая в белое одеяло, таскается она днем по могилам, собирая