Читать книгу "Девять месяцев, или "Комедия женских положений" - Татьяна Соломатина"

Ну а уже потом все пили за Соню.

А вот уже после этого Софья Константиновна проработала ещё три, вместо двух обещанных, недели.

И только после этого ушла в декрет де-факто... Чтобы всю «помывку» периодически таскаться в родильный дом. Потому что заведующий так пока и не был назначен.

Хотя если честно, ходила она туда из-за неясного зова. Глеб и Любовь Петровна, в основном ремонтом обсервационного отделения и занимавшиеся, называли её «маньячкой», «долбаным трудоголиком» и даже обыкновенной дурой.

И с ними невозможно не согласиться!

Глава девятаяДань классической английской литературе

Это называется литературной традицией, и тут уж ничего не попишешь

Борис Заходер «Глава никакая, из которой тем не менее можно кое-что узнать», а точнее, всего-навсего ПРЕДИСЛОВИЕ к пересказанной им книге Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес».

«Такова участь большинства людей, которые входят в общение с другими людьми, – в расцвете лет они приобретают истинных друзей и теряют их, повинуясь законам природы. Такова участь всех писателей и летописцев – они создают воображаемых друзей и теряют их, повинуясь законам творчества. Но этого мало: от них требуется отчёт о дальнейшей судьбе воображаемых друзей.

Подчиняясь этому обычаю – бесспорному тягостному, – мы приводим кое-какие биографические сведения о лицах...»

Это снова не я. Это Чарльз Диккенс, финал «Посмертных записок Пиквикского клуба». Очередная моя дань максимам, сентенциям, классической литературе и всему тому истинному знанию, о существовании которого все знают и часто используют знание о существовании знания лишь в досужих разговорах. Сколько раз автор слышала в разнообразных компаниях о том, де, забодало бескультурье и низкокачественная беллетристика, но когда, обрадовавшись наконец возможности поговорить с высококультурными людьми о том, что, мол, как они полагают, не является ли часто встречающийся эпиграф:

Судьба, проказница-шалунья,

Определила так сама:

Всем глупым счастье от безумья,

Всем умным – горе от ума

...перифразом куплета Вяземского из оперы-водевиля Грибоедова и Вяземского «Кто брат, кто сестра, или «Обман за обманом», как люди, уставшие от низкокачественной беллетристики, тут же оставляли автора в гордом одиночестве, где она и хлебала угрюмо виски из своего стакана, чувствуя себя Чацким. В смысле – таким же идиотом. Идиоткой... Ну, не важно. И так и эдак, как и в вышеизложенной комедии – то он, то она. Она – потому что женщина. Он – потому что автор. Словосочетание «женская проза» уже есть, а слово «авторша» вроде как ещё не в ходу, так что надо пользоваться напропалую имеющейся возможностью подурачиться.

Надеюсь, что в романе моём концентрация трюфельной пыли не превысила ПДК – что на языке, в том числе сотрудников санитарно-эпидемиологических станций, означает «предельно допустимые концентрации», и я не слишком отравила мой простенький и незамысловатый бытовой «женский роман». Это была всего лишь дань уважения утопическим мечтам многих и многих любимых моих писателей, давно покинувших бренную землю с её колбасой, грибами, пепельницами и книгами. Им всё равно (они наверняка давно достигли если не мокши, то чего-нибудь дантовского), а мне – приятно, если хоть одна моя читательница (нечаянный читатель) возьмёт да и прочтёт/перечитает сразу после этой книги что-нибудь эдакое, например комедии Шекспира, биографию Герберта Уэллса или воспоминания о Муре Закревской.

А я, подчиняясь тому самому, тягостному для всех писателей и летописцев (читай: «бытописателей») обычаю, приведу некоторые биографические сведения о выдуманных мною персонажах.

Софья Заруцкая, разумеется, родила. Она очень боялась, что родной родильный дом не успеет открыться, и даже договорилась обо всём с коллегами из клиники alma mater, причём основным условием договора было то, что роды у неё – на их территории – будет принимать Павел Петрович Романец. Его не очень там жаловали – вспомните хотя бы его отношение к одному из многочисленных профессоров, но отказать тем не менее не могли. Коллегиальность, понимаете ли. Начмед и сам не очень хотел играть на чужом поле и чуть не проел в Соне дырку. И приложил все усилия для того, чтобы родильный дом открылся в плановый срок. И совершил чудо – родильный дом открылся точно в срок. Софья Константиновна Заруцкая «открыла сезон», если можно так выразиться: была первой поступившей после помывки роженицей. И спокойно, без проблем и осложнений, что для врача акушера-гинеколога – практически нонсенс, – родила во сколько-то там под утро плод живой доношенный женского пола. Думаю, вес и рост, а также оценка по шкале Апгар для вас не важны – в данном абзаце они будут куда неуместнее словосочетания «здоровый ребёнок». Глеб был на вершине благодати, где и пребывает по сей день. И пребывать, разумеется, собирается и впредь, потому что очень любит своих девочек. Даже ничего умнее не придумал, дубина, как назвать дочь Софьей. Хотя автору кажется, что Софья Глебовна – это как-то тяжеловесно. Хотя Заруцкий считает, что не тяжеловесно, а скорее фундаментально.

Вам, конечно же, интересно, чем занимается Софья Константиновна. Спешу удовлетворить ваше любопытство – всё тем же. В декрете она сидела недолго – около полугода. И вышла на работу во всё тот же самый обыкновенный родильный дом нашего (или, может быть, вашего) города. Но уже на должность никакого не исполняющего, а самого настоящего заведующего... заведующей обсервационным отделением. В котором и работала с самого начала своей трудовой биографии, и рожала по одному-единственному показанию: «Мне тут спокойней. Я тут хозяйка! Не хочу я в вашу физиологию!»

За время её недолгого декретного отпуска Романец выжил троих «назначенцев», а из своих на заведование не позволил покуситься никому. Такая вот яростная ненавистная любовь к Сониному профессионализму и прочим качествам.

И сам он всё там же, на той же должности.

И закадровый главный врач всё так же умён, лёгок на подъём и, как любой хороший барин, отдаёт себе отчёт в том, что отличный управляющий – залог успеха имения. Фигура он, конечно же, не настолько фиктивная, как вам могло показаться из-за того, что в романе он отсутствовал. Нет, конечно же. В жизни он может и выбить, и надавить, и решить, и прооперировать. И к Петру Валентиновичу он, конечно же, заехал с бутылкой. Не забыл. А иначе не был бы тем, кем был – главным. Врачом.

И Любовь Петровна, и многие другие из среднего и младшего медперсонала всё так же трудятся на своих местах.

А Светлану Степановну перевели в физиологию, потому что Виталий Александрович закончил интернатуру, и Софья Константиновна лоббировала интересы этого толкового парня перед Пал Петровичем. Ох, как последний орал... Но согласился, разумеется.

Жена теперь у Виталия Александровича есть. Та самая интерн Анечка – Анна Владимировна, – просунувшая голову в дверь малой операционной на первой странице нашего повествования. (У женщины, которой Софья Константиновна выполняла амниоцентез в той малой операционной, всё в порядке. Она родила здорового малыша безо всяких хромосомных аномалий.)