Читать книгу "Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос"

Так что история «стиля» довольно забавна. Фраза, произнесенная в 1753 году в защиту художественного красноречия, выдается теперь за афористичное выражение той идеи, что нет двух людей, которые бы говорили и писали совершенно одинаково, потому что никакие двое не являются одним.

Нет сомнений, что всякий говорящий на любом языке обладает собственным идиолектом — уникальным, присущим ему одному набором речевых правильностей и неправильностей. Почему это так, описано в последней главе этой книги; но при этом очевидно, что нет никаких интеллектуальных, психологических или практических препятствий к тому, чтобы говорить так, как говорит другой человек (пародисты все время это делают). Однако индивидуальные лингвистические особенности могут приносить большую практическую пользу: например, они помогают выявить мошенников. Одним из первых применений компьютеров в гуманитарных науках стали статистические программы для определения авторов подозрительных документов. В основе этих программ лежали разнообразные теории о том, что такое «стиль»: словарный запас и выбор слов; или типичное употребление глаголов либо других частей речи, которое невозможно фальсифицировать; или «редкие пары» (два слова, часто появляющиеся вместе) — у каждого автора свои; или положение общеупотребительных слов в предложении. Последняя догадка получила название позиционной стилеметрии и была развита в 1970-е годы Э. К. Мортоном и Сиднеем Майклсоном из Эдинбургского университета. Результаты их компьютерной программы неоднократно признавались доказательством в суде и послужили основой для выработки научных гипотез о происхождении разных частей Ветхого Завета.

И в этом конкретном смысле стиль непереводим. Было бы совершенно бессмысленно пытаться имитировать на английском, к примеру, неправильности размещения отрицательной частицы pas в некоем французском оригинале.

Отсюда вытекают два интересных вывода. Если «стиль» неразрывно связан с личностью и автор даже не способен его контролировать (что позволяет сыщикам выявлять изготовителей фальшивок), то и у переводчика есть такого рода «стиль» в родном языке, поэтому все его переводы по стилю должны больше походить друг на друга, чем на произведения переводимых авторов. Я и сам часто задаюсь вопросом: что, если мои английские переводы Жоржа Перека, Исмаиля Кадаре, Фред Варгас, Ромэна Гари и Элен Берр — писателей, которые абсолютно по-разному пользуются французским языком, — со стилистической точки зрения просто примеры работы Беллоса? Согласно некоторым исследованиям, именно так дело и обстоит: вычислительная стилистика не оставляет в этом сомнений. И, честно говоря, я бы этому только порадовался: в конце концов, все эти переводы и вправду моя работа. Однако убедиться в верности такого подхода позволит только серьезная компьютерная обработка.

Тем не менее попросту отмахнуться от стиля тоже нельзя. Конечно, говоря о литературе и переводах (а не об одежде и сэндвичах с огурцом), мы не подразумеваем той «элегантности», о которой говорил Бюффон. Не думаем мы и о статистических закономерностях употребления неопределенного артикля, хотя именно благодаря им суд на радость нам выносит решение о несовместимости стиля нашего дядюшки с текстом поддельного завещания.

То, что мы на самом деле имеем в виду, выразить несложно: стиль позволяет определить, что роман Диккенса написан Диккенсом, а текст Вудхауса — даже если он и написан кем-то другим — по духу соответствует тексту Вудхауса. Если стиль и не сам человек, то уж, во всяком случае, сама суть! Именно он придает уникальность.

Стиль Диккенса ни с чем не спутаешь. Это очевидно. Вопрос вот в чем: на каком уровне текста, принадлежащего перу Диккенса, определяется его «диккенсовость»? На уровне слов, предложений, абзацев, отступлений, анекдотов, характеров персонажей или сюжета? Потому что как переводчик я могу сохранить сюжет, персонажей, анекдоты и отступления; могу даже сохранить абзацы, а по большей части и довольно точно передать предложения. Но слова я вам передать не могу. Для этого вам придется учить английский.

Для Адама Тёрлвелла стиль романиста — это нечто среднее между «особенным взглядом писателя на мир» и «его собственным способом написания романов». Характерное строение предложений и звуковые закономерности несомненно составляют часть последнего, а возможно, и первого — но лишь часть. Стиль в смысле Тёрлвелла, наиболее практичном и содержательном смысле, — это нечто гораздо большее. В противном случае он исчезал бы при переводе. Круговорот романов в основных языках межнационального общения и их явная перекличка — яркое свидетельство того, что стиль при переводе сохраняется. И добиваются этого переводчики очень просто: своими обыденными переводческими навыками.

Так что широко распространенное мнение о непереводимости стиля — лишь одна из форм обывательского убеждения, что перевод не заменяет оригинала. И правды в нем не больше, чем в утверждении о непереводимости юмора.

Однако разница между переводом юмора и переводом стиля все-таки есть. Для перевода шуток обычно приходится предпринимать специальные усилия, а для перевода стиля лучше слегка отстраниться от текста — тогда лежащие в его основе закономерности сами проявятся при переписывании его на другом языке. Но есть и общее: умение найти соответствие как шутке, так и стилю — это проявление способности находить соответствия закономерностям.

Правда, у нас все еще нет ответа на вопрос, что имеется в виду под соответствием. Но мы к нему приближаемся.

27. Перевод художественной литературы

В англоговорящем мире нет объявлений о том, что требуются переводчики художественной литературы, и мало вакансий для новичков. Если за художественный перевод вообще платят, то платят сдельно: примерно столько, сколько няням. Им занимаются в основном люди, у которых для оплаты жилья и питания есть другие источники доходов. За редким исключением, художественный перевод на английский — вотчина любителей.

Тем не менее он играет ведущую роль в международном распространении новых художественных произведений. Этот дисбаланс между всемирной ролью и местным признанием — возможно, самая удивительная вещь в переводческой профессии. Художественный перевод на любой язык обладает свойствами, которые отличают его от большинства другой связанной с языками деятельности. Прежде всего, у него обычно менее жесткие временны́е ограничения, чем у коммерческих, юридических или технических переводов. И ответственность переводчика в этой сфере чаще всего не столь устрашающая. Ошибки перевода в суде, в больнице и в инструкции по эксплуатации могут привести к немедленному ущербу для окружающих. Превращение шедевра в тоску зеленую тоже имеет последствия, но не столь губительные для переводчиков и заказчиков. Да и сочинять занимательный пересказ немецкой или испанской истории гораздо приятнее, чем составлять реферат русского документа о территориальных спорах в Баренцевом море. Все это объясняет, почему переписчики иностранных романов на английский мало получают и никому не известны: у них непыльная работа.

А вот в Японии все совсем иначе. Мотоюки Сибата — несомненно, самый известный в стране переводчик с английского: издается специальная серия «Переводы Мотоюки Сибата», и в книжных магазинах под нее выделяются целые отделы. Его имя не просто помещают на суперобложку, но и печатают тем же кеглем, что и имя автора.