Читать книгу "Прыжок над пропастью - Питер Джеймс"

Вера была потрясена. Оливер предстал перед ней живым воплощением горя.

– Вера! Как хорошо, что ты пришла.

Она обвила его шею руками: ей захотелось защитить его, утешить. Ей необходимо было увериться, что перед нею не привидение.

– Бедный ты мой, – сказала она, крепче прижимая его к себе. – Боже, бедный ты мой!

Они долго стояли молча; ее лицо прижималось к его груди, его руки поглаживали ее по спине. От его дыхания со лба сдуло прядку волос.

– Вера, – прошептал он, – скажи, что я ошибся, скажи, что ничего не было. – Голос его сорвался и зазвенел от гнева: – Кто мог его убить? Здесь, в Лондоне… считается, что здесь безопасно. Харви был прекрасным парнем. Все его любили. Кому понадобилось убивать его?

У самой Веры голова распухла от вопросов, которые она хотела задать ему, но не сейчас. Сейчас им обоим необходимо немного успокоиться. За спиной у нее зазвенели столовые приборы и посуда: мимо проехала тележка официанта, за которой тянулся аромат бекона.

Не выпуская друг друга из объятий, они перешли в номер, и Вера захлопнула дверь ногой. Потом подняла голову и заглянула в серые печальные глаза Оливера. Его взгляд проникал ей в самую душу. Они так тесно прижимались друг к другу, что она чувствовала глухие удары его сердца.

Ими овладело возбуждение; и они молча опустились на пол. Губы Оливера были мягкие, нежные, влажные. Вера целовала его, прильнув к нему всем телом. Все вокруг вдруг погрузилось во мрак и начало кружиться: стены, шторы, стулья, столы. Мимо проносились тени, потом предметы и вовсе исчезли – потому что она утонула в темно-карих, почти черных глазах Оливера.

Запустив руки ему под свитер, Вера гладила, ласкала его мускулистую спину. Оливер потянул ее блузку, расстегнул юбку…

Вера порывисто вздохнула, когда его руки принялись поглаживать ее живот; пальцы скользнули под пояс и стали спускаться ниже… коснулись нежного треугольника между ног, зарылись в волосы. Не в силах больше ждать, она потянула за ремень его джинсов, расстегнула пуговицу и потянула вниз язычок металлической «молнии». Потом начала стаскивать с него джинсы и трусы, жадно вдыхая пряный аромат его тела… зарылась лицом в густые, блестящие волосы на лобке; потом взяла в руки его копье – прекрасное, невероятное, твердое как камень. Она поглаживала его вкрадчивыми, мягкими движениями, чувствуя, как напряжено тело Оливера, и вслушивалась в его учащенное, хриплое дыхание. Затем она прижалась губами к влажной головке – такого ей еще не доводилось испытывать. Она впервые видела обнаженное оружие другого мужчины, прикасалась к члену другого мужчины, вдыхала аромат другого мужчины… Сейчас все было по-другому. Оливер прекраснее Росса – он лучше всех, он неподражаем.

Она потянула вверх его свитер, начала целовать живот, затем соски; пока он стягивал с нее трусики, она дразнящими движениями ласкала его кончиком языка. Так и не раздевшись до конца, Вера помогла ему войти в себя, шепча его имя. Он обхватил ее лицо руками, целовал ее лоб, щеки, глаза. Весь мир сейчас превратился для нее в непокорные седые волосы, темно-карие глаза и теплое мятное дыхание.

Вере захотелось остановить мгновение, навек остаться с Оливером Кэботом: он так глубоко проник в нее, что она словно стала его частью. Вера снова тихо прошептала его имя. Она навеки связана с ним, очарована, околдована, окутана им. Она закрыла глаза, опять открыла. Невозможно поверить, что все это происходит на самом деле, что они здесь, наедине друг с другом. Чувствуя приближение взрыва, она закрыла глаза, молясь, чтобы все происходящее не оказалось сном, чтобы на лице Оливера подольше оставалось выражение счастья, чтобы миг их близости длился вечно!

Оливер тоже был близок к финалу; она чувствовала, как он растет в ней; она старалась оттянуть момент наслаждения, задержать, продлить его. Его руки крепко держали ее, прижимали к себе; в нее словно переливалось его безумное отчаяние, смешанное с такой же безумной радостью, как будто наступил именно тот момент, та единица времени, ради которой они оба до сих пор жили, и здесь было единственное место, где их судьбы переплелись.

Она снова позвала его по имени, дрожа всем телом; по его телу тоже прокатилась дрожь, учащенное дыхание громом отдавалось у нее в ушах.

Потом они лежали молча, не разжимая объятий. Веру объял покой! Она и забыла, что так бывает.

73

Пружинистое виниловое кресло было слишком низким, и оттого Россу было неудобно. Как будто он смотрит на психиатра со дна глубокого ущелья.

Внешне доктор Дэвид Де Витт скорее напоминал не врача, а архитектора – или, может, литературного критика. Долговязый лысеющий человек лет сорока с небольшим, в мятом коричневом вельветовом костюме, черной рубашке, галстуке, при виде которого сразу вспоминался Джексон Поллок, и грязных кроссовках. Не убирая своей вечной оптимистичной улыбочки, он слушал Росса так, словно тот рассказывал анекдот и подбирался к самой соли.

Весь его кабинет ужасно раздражал Росса. Из-за своей нелепости комната была похожа на розыгрыш, дурацкую шутку, предназначенную только для своих. Внешне обширный дом времен Регентства в ряду таких же домов в квартале «Маленькая Венеция» представлял собой поблекшее величие: облупившаяся краска, крошащиеся ступеньки, ржавые декоративные львы. Внутри дом был со вкусом модернизирован элегантной женой Де Витта – кроме его кабинета, который, похоже, декорировал орангутан-дальтоник при помощи краски из баллона.

Стены имитировали леопардовую шкуру, потолок был фиолетовым, с пятнами еще более яркого розового цвета, ковер – оранжевым; с металлического офисного шкафа свисал ядовито-зеленый резиновый паук. Почти все поверхности были завалены шаткими грудами папок, квитанций, книг и журналов. Новичок, попавший в кабинет впервые, возможно, решил бы, что доктор Де Витт только что вселился сюда, но Росс уже был здесь лет пять назад и помнил, что тогда кабинет выглядел точно так же.

Пять лет назад Де Витт консультировался с ним по поводу младшего сына, Ника, которому в то время было пять лет. У мальчика было врожденное уродство: огромный хоботоподобный нос. В школе мальчика так ужасно травили, что он отказывался выходить из дому. После нескольких операций Россу удалось исправить дефект, и теперь, по словам отца, Ник прекрасно ладит со сверстниками.

Психиатром он был высококлассным; его не обходили вниманием СМИ, и у него были обширные связи. Отчасти потому Росс так дорожил знакомством с ним. Другой причиной была специализация Де Витта: он считался светилом среди пациентов с различными физическими уродствами. Но главным образом, к доктору Де Витту обращались самые обыкновенные с виду люди, которые либо были недовольны собственной внешностью, считая себя уродами, либо стремились к какому-то недостижимому идеалу. Иногда Де Витт переправлял своих пациентов к Россу, чтобы тот убедил их в том, что внешность менять не нужно.

– Хорошо мы с тобой повидались в субботу, – сказал Де Витт. – Отличный ужин. Особенно приятно мне было встретиться с Майклом Теннентом – раньше я не был с ним знаком лично. И твой друг, главный констебль, мне тоже понравился. – Помолчав, он добавил: – Мне очень жаль Веру.