Читать книгу "GATACA, или Проект "Феникс" - Франк Тилье"

– А скажите, вы знаете, почему доктор перебрался в восемьдесят шестом году в Реймс? У него была в Париже прекрасная работа, он занимался многими исследовательскими темами, очень много ездил. Зачем ему было срываться с места и искать себе приюта в провинции?

Пьеретт замялась:

– Думаю, он просто воспользовался удобным случаем. Его предшественнику, доктору Грайе, оставалось три года до пенсии, но, когда в родильный дом было прислано резюме доктора Тернэ, он сразу же подал в отставку.

Та-ак. Еще один выстрел в грудь.

– Подал в отставку за три года до пенсии? А что, раньше он говорил, что собирается уволиться?

Медсестра, сжав губы, покачала головой:

– Никогда он нам такого не говорил, да мы бы в жизни и не поверили, что такое может случиться. Но вот случилось… Знаете, наверное, доктору Грайе захотелось пожить немножко для себя… А ушел он из больницы чуть ли не тайком, без пышных проводов.

– Как, вы говорите, звали этого доктора? Его фамилия Грайе, а имя?

– Робер. Робер Грайе. Но вам не удастся с ним встретиться: месье Грайе умер пять лет назад от Альцгеймера, я была на похоронах. Очень, очень печальный конец…

Люси впитывала важную информацию, откладывала ее про запас. Возможно ли, что Тернэ ускорил отставку своего предшественника, чтобы заменить его, приблизиться таким образом к Аманде Потье и стать ее лечащим врачом? От всего этого буквально голова идет кругом, и все это кажется невероятным, непостижимым… Только ведь совпадение дат не может быть случайным! Тернэ уехал из Парижа и обосновался в Реймсе в восемьдесят шестом году, Аманда тогда была беременна… Ради того, чтобы самому принять у нее роды в начале января восемьдесят седьмого года, приезжий навязался молодой женщине в лечащие врачи, наблюдал за ней в течение последних месяцев беременности… Люси отступила во времени еще чуть назад: Париж, опять-таки восемьдесят шестой год, если верить статье в Википедии, Тернэ разводится – за несколько недель до отъезда. Может быть, этому разводу предшествовало какое-то событие? Или даже случилось что-то, что подтолкнуло супругов Тернэ к разводу? Может быть, первая жена Тернэ в курсе чего-то такого и оно связано с Амандой Потье и доктором Грайе?

Люси решила обдумать все это позже и снова обратилась к медсестре:

– А у Аманды Потье была семья? Ее кто-нибудь навещал в родильном доме?

– Да, да, конечно! Ее родители приезжали из Вильжюифа, всячески ее поддерживали. Мама у нее была очень красивая, совсем еще молодая, они с Амандой были очень похожи. Будущая бабушка лет сорока от роду…

Пьеретт водила пальцем по краю чашки с кофе, было видно, что воспоминания для нее болезненны, но Люси не могла остановиться на достигнутом:

– Как вел себя доктор с Амандой, когда она лежала в предродовой палате?

– Все время был с ней рядом, днем и ночью. Иногда даже подменял нас, медсестер, выполнял за нас нашу работу. Помню, что у нее часто брали кровь на анализ, так он велел. Еще помню, что у нее была ужасная слабость и что живот у нее был огромный. И она очень много ела – фрукты, печенье, да что попадалось под руку, то и совала в рот.

– Они были близкими друзьями, доктор и Аманда, как вам кажется?

Бывшая медсестра нахмурилась:

– Судя по тому, что доктор не очень-то расстроился, когда Аманда умерла на родильном столе, не такими уж близкими.

Люси волновалась все больше и больше. Теперь она не сомневалась, что Грегори Царно не был обычным ребенком. Что-то было в новорожденном такое, что страшно интересовало доктора. Что-то такое, из-за чего, возможно, Тернэ развелся, переехал в другой город и поставил свою жизнь в зависимость от этого ребенка. Поди пойми, что бы все это значило…

– Расскажите теперь о том, как протекали роды.

Пьеретт Солен, прежде чем ответить, сглотнула слюну.

– В ночь на четвертое января все аппараты, которые показывали состояние Аманды, будто взбесились. Сильно поднялось давление, сердце работало с перегрузкой. Оставалась еще неделя до срока, но нечего было и думать о том, чтобы ждать естественных родов. Надо было любой ценой вытащить ребенка наружу. Доктор тут же вызвал анестезиолога и акушерку, Аманду перевезли в родильную. – Голос пожилой женщины дрожал, ее переполняли эмоции. – Дальше все было очень быстро и очень плохо, чем дальше – тем хуже. У Аманды начались судороги, открылось кровотечение, и нам никак не удавалось его остановить. Доктор сделал ей операцию – кесарево сечение. Это… это было ужасно! Из бедняжки Аманды вылилось не меньше литра крови, причем очень быстро, казалось, ее тело совершенно непонятно почему стремится отдать всю питавшую его энергию…

У Люси мороз пошел по коже.

– Аманда даже не видела своего сына, она так и не узнала, что у нее родился сын. Знаете, я проработала в родильном доме тридцать лет, и за все это время на моих глазах только три женщины умерли в родах. И каждый раз это был такой ужас, это было так бесчеловечно, так больно! Никому не пожелаю увидеть подобное.

Люси представила себе обстановку родильной палаты. Везде кровь, замершая линия электроэнцефалограммы, осунувшиеся лица медиков… И кошмарное ощущение провала.

– А новорожденный?

Пьеретт с отвращением поморщилась:

– Когда его мать умирала, он был в полном порядке. Здоровенный парень, все показатели намного выше нормы. Редчайший, кстати, случай при преэклампсии у матери. В ее голосе звучала горечь, смешанная с неприязнью.

– Вы некоторое время наблюдали за ним, да? – спросила Люси.

– Нет, его сразу же перевели в отделение для новорожденных, а там другие сестры. Правду сказать, я даже и не знаю, что с ним стало потом. И пожалуй, мне и не хотелось ничего знать о нем. Его мать умерла у меня на глазах, а он был абсолютно здоров. – Пьеретт снова поморщилась. – А после того, что вы мне сегодня сказали, мне еще тяжелее думать об этом…

Воображение Люси работало на полную катушку, перед глазами теснились картины произошедшего. В том числе этот громадный орущий младенец, багровый, покрытый кровью и слизью, дрыгающий руками и ногами. Пьеретта долго сидела закрыв лицо руками. Потом она вздохнула и, поколебавшись, заговорила снова:

– В ту ночь, мадам, я видела одну вещь. Одну вещь, о которой никогда никому не рассказывала. И это никак не вязалось с диагнозом доктора. С преэклампсией.

Люси подалась вперед. Ей казалось, что они подошли к краю пропасти. Черной бездны. А медсестра медленно продолжала:

– Я имею в виду кровоснабжение плаценты.

Плацента… Люси вспомнила картину на стене библиотеки Тернэ. А Пьеретт тем временем с трудом выговаривала слова, которых от нее прежде никто не слышал:

– Может быть, вы знаете, что при преэклампсии плацента обычно очень бедна кровеносными сосудами, нет, не «обычно» – всегда, даже в тех случаях, когда ребенок рождается нормального размера. А тут… Вытащив младенца из рассеченной матки Аманды, доктор поспешил достать и плаценту. Акушерка и анестезиолог ничего не видели: одна занималась новорожденным, другой делал все, чтобы стабилизировать состояние пациентки, но я-то видела.