Читать книгу "Цена крови - Патриция Брейсвелл"

Когда никто на их вызов не откликнулся, морские разбойники вывели вперед группу английских мужчин и женщин со связанными за спиной руками, которых, видимо, взяли в плен где-то на берегах Темзы.

Этих бедняг поставили на колени, тогда как те, кто поработил их, за их спинами продолжали кричать и сыпать угрозами. По прошествии некоторого времени какой-то датчанин подошел к пленникам и небрежным движением перерезал одному из них горло. Вдоль всей стены раздались крики ненависти и возмущения, а Этельстан, представив себе ужас остальных несчастных, ожидавших смерти, был очень близок к тому, чтобы отдать приказ к атаке. Но он понимал, что, если он сделает это, последствия будут гораздо более плачевными.

Ворота остались закрытыми.

Они перерезали всех, одного за другим, так что женщина, которой довелось умереть последней, была вынуждена наблюдать смерть всех, кого убивали до нее. Они плакали, молили о снисхождении, просили о помощи, тогда как он и его армия смотрели на этот зловещий спектакль из безопасного укрытия на стенах.

Датчане бросили окровавленные трупы гнить в грязи, а на следующий день сняли свой лагерь. Когда лондонцы наконец смогли выйти, чтобы похоронить своих мертвых, он пересчитал их тела. Их было тридцать – ровно столько, сколько было датских лазутчиков, которые пытались проникнуть в город под покровом тумана и чьи трупы было приказано сбросить с городских стен.

Он понял это послание. Око за око. В конце концов, именно в этом и состоит любая война.

Внезапно он осознал, что Эмма уже стоит подле него. Должно быть, она прочла его мрачные мысли, потому что с мягким выражением на лице положила ладонь ему на руку.

– Вы не могли спасти их, – сказала она.

– Я знаю, – пробормотал он. – Но все равно не могу их забыть. За этими морскими бродягами должок, и нужно заставить их его заплатить.

Вот так оно и будет идти дальше: кровь за кровь с обеих сторон, пока для одного из противников эта цена не окажется слишком высокой.

– Что мы будем делать теперь, когда датчане отошли от наших ворот? – спросила она.

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Существовало столько разных способов ответить на этот вопрос.

– Будем точить наши мечи, – сказал он, – и готовиться биться с ними снова, уже весной.

Она кивнула.

– Дай Бог вам победы, – прошептала она.

Он бросил на нее долгий задумчивый взгляд, а затем взял ее за руку и стал разглядывать их переплетшиеся пальцы. В памяти всплыли слова пророчества, которые он долго гнал от себя. Тот, кто будет держать скипетр Англии, вначале должен добиться руки ее королевы.

Когда-то он думал, что тут речь идет о ее сыне, ребенке, вцепившемся своими маленькими ручонками в пальцы матери. Но теперь пальцы Эммы были в его руке, и он почувствовал искру напряжения, острого, словно лезвие кинжала, которая проскочила между ними. Если он попытается удержать Эмму, она отстранится, так что пока он должен просто позволить ей уйти.

Он отпустил ее руку, но задержал на ней свой взгляд и сказал:

– А вам дай Бог безопасного путешествия, моя королева.

Он научил себя терпению. Его отец не будет жить вечно. В один прекрасный день корона – и королева – будут принадлежать ему.

23 декабря 1009 года

Хедингтон, Оксфордшир

Эмма стояла на носу королевского корабля, направлявшегося в Хедингтон под темным небом, грозившим разродиться снегопадом. За ними следовали еще четыре судна; все они низко сидели в воде, поскольку были сильно загружены сопровождающими, провиантом, домашним скарбом королевы и вооруженными солдатами из Виндзора, Кукхэма, а также из Лондона.

Пока ее корабль скользил к берегу, Эмма внимательно оглядывала частокол, окружавший королевское поместье, в поисках штандартов своего сына. Однако на башнях по бокам ворот Хедингтона не было видно знамени юного этелинга.

Значит, Эдвард уехал отсюда. Должно быть, король вызвал его к себе в Уорчестер на рождественский пир либо услал еще куда-то – туда, где ей не достать его.

Она расправила плечи и подняла подбородок повыше, потому что не могла показывать Эдит даже намека на разочарование и сожаление. Это означало бы дать падчерице оружие, которое могло ранить ее, а у Эдит такого и без того предостаточно. И она не задумываясь воспользуется им, поскольку ее, без сомнения, возмутит демонстрация власти королевы, которая будет проведена перед нею.

Эмма надеялась, что предстоящие военные действия между ними пройдут без посторонних глаз и окажутся относительно бескровными, хотя, зная Эдит, понимала, что от той можно ожидать чего угодно.

Едва ступив на берег, она повела своих придворных за собой по дорожке, усыпанной обледеневшим гравием, к открытым воротам замка. Эмма заметила, что весть о ее приезде обогнала ее, поскольку в большой королевской зале был приготовлен официальный прием. В центральном очаге горел огонь, ярко светили десятки свечей и факелов. В зале было много женщин, и не только из окружения Эдит; здесь находилось также немало жен высших придворных Этельреда, которых пригласили сюда присутствовать при родах его дочери. Эдит стояла на помосте, с огромным животом, но при этом великолепно одетая в темно-синее платье из шерсти свободного покроя, края которого и широкие рукава были расшиты золотом. Золотые нити поблескивали также и на мантии, накинутой на ее плечи, а волосы цвета меда были заправлены в белоснежный шелковый чепец, подвязанный золотой лентой. Она выглядела очень величественно, как любая королева.

Эмму это не удивило. Это была старая уловка – неумеренная демонстрация богатства короля с целью вызвать благоговейный страх у знати и таким образом заручиться их преданностью. Однако если Эдит считала, что может сыграть в ту же игру против коронованной королевы, да при этом еще и победить, она явно ошибалась.

Сбросив с плеч свою мантию из меха песца на руки следовавшего за ней по пятам слуги, она уверенным шагом прошла вперед, заранее зная, как свет огня будет отражаться на блестящем шелке ее золоченого платья, на золотых украшениях у нее на шее и на золотом венце с плетеным узором на голове. Женщины приседали в реверансе, когда она следовала мимо; многих мужчин она приветствовала словом или легким прикосновением, которые неизменно встречались радостной улыбкой. Приблизившись к помосту, она остановилась, подняв глаза на Эдит.

Беременность ее уже подходила к концу. Лицо девушки и ее тело под очаровательным чепцом и красивым платьем были отекшими, а круги под глазами говорили о том, что она уже измождена. Сердце Эммы сжалось от жалости, когда она вспомнила совсем другую Эдит – маленькую девочку, которая, положив голову ей на колени, так любила слушать, как поет королевский скоп.

Но той юной девочки уже не существовало, и сердце Эммы при виде ее падчерицы вновь ожесточилось. В ушах до сих пор звучали слова предостережения, произнесенные Марго много лет назад. Вы должны заботиться о своих детях. Попробуете стать матерью для детей короля – и вы разобьете себе сердце, словно о каменную стену. Эмма прибыла сюда не ради Эдит, а ради своего собственного сына и крошки-дочери.