Читать книгу "Там, где тебя ждут - Мэгги О'Фаррелл"

Ребенок, вертясь, слегка сполз в ее руках, пяточки уперлись в живот Мейв. Все его существо уже вопило: «Я не хочу, чтобы ты обнимала меня. Я не люблю тебя. Я не знаю тебя».

«Удивительно, – на каком-то почти подсознательном уровне подумала Мейв, – как ребенок полутора или, может быть, двух лет – точнее никто не знает – мог так ясно выразить свои мысли без единого слова».

Мейв набрала в легкие воздуха. Она должна оставаться спокойной. Должна собраться с силами. Все будет хорошо.

Вдруг внутренний голос сказал: «Мейв, может, ребенок голоден».

Мейв ухватилась за это предположение. Голоден! Почему же она сразу не подумала об этом? Просто проголодался, только и всего: малышка не испытывала к Мейв никакой неприязни, не хотела выкрутиться из ее рук, ей просто нужна бутылочка.

Мейв вернула малышку в кроватку и направилась в ванную комнату, где заранее запасла детское питание. Она взяла одну из бутылочек, привезенных из дома два дня назад и простерилизованных здесь утром (неужели это было только прошедшим утром? Казалось, что с тех пор прошли недели, месяцы, целая жизнь), и отсчитала нужное количество черпачков.

Она приготовила питание, настоящее детское питание, она справляется, справляется с родительскими заботами. С материнской ролью. Как же ей хотелось, уже не в первый раз подумала она, чтобы Лукас прилетел сюда с ней, а не ждал бесполезно дома.

С новой уверенностью и целеустремленностью она направилась обратно в спальню, энергично потряхивая детский рожок.

– Смотри, что я принесла тебе! – воскликнула она, удивившись своему новому оживленному голосу. – Молочко!

Малышка еще в кроватке, по-прежнему стояла, по-прежнему скулила и уже слегка охрипла, в голосе слышались нотки безудержного отчаяния, но Мейв не позволила себе потерять веру.

– Вот, смотри! – мягко сказала Мейв и опять начала поднимать малышку, но на полпути осознала, что так у нее ничего не получится, поэтому она опустила ребенка обратно, развернулась, поставила бутылочку на столик и опять взялась за ребенка.

И вновь она почувствовала, с каким упорством малышка начала выкручиваться и сопротивляться. Скрипнув зубами, Мейв опустилась на кровать, попытавшись пристроить ребенка в полусидячее положение на своей согнутой руке. Вроде бы в таком положении положено кормить младенцев? Нужно вроде бы как-то согнуть их в талии и пристроить к своему телу, усадив как на стул, однако этот младенец не желал сгибаться. Малышка упряма, она уже покраснела от протестующей ярости. Итак, Мейв получила на свою голову несгибаемую малышку.

– Успокойся, успокойся, – неизвестно кого утешала Мейв. Одной рукой она обняла девочку за плечи и протянула вторую за молоком, но бутылочка оказалась слишком далеко, при очередном перемещении ребенок издал пронзительный визг, явно испытывая жуткое смятение, но, когда Мейв все-таки сумела достать бутылку и поднести ее к лицу малышки, напоить маленькую крикунью, увы, не удалось.

Мейв попыталась вставить соску прямо в детский ротик, но его губы растянулись в крике и не желали соединяться, чтобы обхватить соску. Она попыталась смочить открытый ротик несколькими каплями молока, чтобы малышка поняла, какое оно вкусное, но они невостребованно стекли по подбородку.

Их взгляды направлены друг на друга, Мейв и этой малышки, они одни в номере отеля, за тысячи миль от дома. Мейв видела черные глазки, прищуренные до щелочек, но все видящие, все понимающие. Она видела ручки, умилительно маленькие и мягкие, большие пальчики выставлены, а остальные прижаты к ладошкам, их ноготки слишком длинные, и под ними скопилась какая-то чернота. Может, просто надо искупать ее? Мейв отказалась от купания после того, как они с малышкой вернулись в номер, одиссея этого дня вымотала все их силы: долгое ожидание в Центре социального обеспечения, бесконечные проверки и сопоставление документов, передача конверта с деньгами (чистыми, без пометок, новыми американскими долларовыми банкнотами, такого количества денег Мейв в жизни не видела), а потом наконец дверь открылась и некий куратор направился к ней, держа на руках то, что показалось Мейв какой-то куклой со стянутыми на макушке резинкой черными волосиками и личиком с застывшим выражением потрясающего скептического недовольства и усталости.

А впрочем, чего она ждала? Что малышка, сияя от счастья и раскинув ручки, приковыляет к ней на своих неустойчивых ножках, готовая к любящим объятиям, готовая принять все безысходное и отчаянное родительское желание, скопившееся за дамбой долгих – если посчитать – четырнадцати лет мучительной бездетности, пяти курсов лечения бесплодия и трех неудавшихся попыток удочерения?

Мейв частенько, в основном оставаясь одна, размышляла о том, как пройдет первая встреча с ребенком. Она думала об этом, как о подарке, и рассматривала его с различных сторон, представляла в мельчайших подробностях, приукрашивая всевозможными деталями. С тех самых пор, когда они с Лукасом, замученные и измотанные неудачными проектами удочерения в Англии, решились взять приемного ребенка из Китая, она представляла, как они с ним ждут означенной встречи в опрятном вестибюле приличного сиротского приюта. Возможно, за серыми бетонными стенами, в силу суровых целей коммунизма, но с дружелюбным молодым персоналом в униформе, с многочисленными рядами детских железных кроваток, разбросанными по полу пластмассовыми игрушками, желтыми занавесками и пропитавшим все вокруг запахом готовящегося риса. Туда они и придут, и там же будут дети. Множество детей, выстроившихся по росту, все с блестящими волосиками и крошечными лицами, и один из них будет для них. Их ребенок. Они возьмут его и привезут домой, и тогда они станут жить-поживать да добра наживать. Все просто и чудесно.

Но она совершенно не представляла, что ее доставят на автобусе, набитом другими ожидающими усыновления родителями, в контору, типа Центра социального обеспечения, похожую на универмаг или торговый комплекс с огромным и высоченным абрикосовым фасадом и шумящим перед ним фонтаном, окруженным безликими фигурками бетонных детей, непрерывно изливающих струи в пенную воду фонтанной чаши. Она не представляла ожидания в помещении, скорее подходящем для низкобюджетного городского зала для празднования бракосочетаний, чем для процедуры передачи приемных детей, задрапированного серебристыми тканями с затейливыми фестонами, украшенного искусственными пластиковыми растениями в медных горшках, заставленного складными столами под белыми скатертями и с возвышающейся в углу сценой с микрофонной стойкой. Она не представляла, что детей будут приносить поодиночке, одного за другим, держа их, точно разыгрываемые в лотерею призы, а имена назначенных родителей выкрикивать на редкость громогласно и нечленораздельно, и придется сосредотачиваться и слушать, чтобы – не дай бог – не пропустить нужную реплику. Подумать только: притащиться в такую даль и лишиться всякой надежды, остаться опять бездетными, из-за какой-то минутной рассеянности или неспособности понять китайского произношения вашей фамилии. Она не представляла также этой процедуры без Лукаса, но последние два раза – два раза! – получив сообщения о ребенке, назначенном для них ребенке, они прилетали в Ченду и обнаруживали, уже непосредственно в Китае, что пропустили у себя в Камбрии важный телефонный звонок, и поскольку он остался без ответа, то ребенка передали в другую семью.