Читать книгу "Враждебный портной - Юрий Козлов"

Акт революционного искупления состоял, как явствовало из справочных материалов («Кровавые будни астраханского ЧК», издательство «Посев», 1956 год), из нескольких действий. На берегу моря жертва усаживалась в лодку, после чего ее тело завертывалось, как в саван, в мелко ячеистую сеть с камнями. Затем тело, как бочка обручами, фиксировалось веревками.

Тут, правда, у палачей возникла заминка, связанная с «кожисто-склизким серпом на пояснице» жертвы. Этот серп «цеплял сеть, как перья (в оригинале — пырья) морского черта». Но ребята справились.

Затем жертва укладывалась на нос лодки головой над водой, а исполнитель сверху стрелял в ее дрожащий в предсмертном ознобе затылок. Тело сбрасывалось в воду на корм морской живности, включая этого самого черта с «пырьями», что было вполне гигиенично и экологично, учитывая недостаток помещений для содержания врагов революции и неприятную канитель по утилизации трупов. Земная (тело) органика преобразовывалась в органику водную (морская живность во главе с чертом).

Можно было предположить, что палачи и приговоренная, обернутая сетью с камнями гражданка доплыли на лодке до нужной точки. Однако чекист Д. вместо того, чтобы сделать все, как положено, огрел своего товарища по голове то ли рукояткой нагана, то ли вырванным из сети камнем. От удара второй чекист «отяжелел, а всякий предмет перед глазами стал сниматься с места и выплывать из-под взгляда».

Чекист Д. в свое оправдание клятвенно заверял начальство, что осуществил в отношении гражданки акт революционного ...скупления «в полном соответствии с приговором трибунала», а удар по голове товарища объяснял «случайным падением вследствие зыбкой неустойчивости на море и скользким из-за рыбьих кишок днищем лодки».

Приводились и письменные показания некоего свидетеля, наблюдавшего происходящее в лодке с берега: «Подтверждаю все показания целиком и полностью. Сам же ничего не видел по причине густого тумана».

Каргин снял скрепку, пустил страницы по тихим волнам Москвы-реки. Некоторое время они белели на осенней воде, как преждевременные льдинки, а потом начали тяжелеть и выплывать из-под взгляда. Ему вспомнилась ветхозаветная библейская фраза: «И приложился к народу своему». Теперь он знал, к какому народу, когда придет срок, приложится Надя. И еще он наконец понял, что соединяло чекиста Д. и неведомого падишаха. Их соединяла она (имени ее Каргин не знал). Выпутавшись благодаря чекисту Д. и, возможно, кожисто-склизкому серпу на пояснице из сети с камнями, она вполне могла уплыть к падишаху.

Но остаться ни с тем, ни с этим не могла.

Каргин достал из кармана, раскрыл пружинисто дернувшуюся в руках бархатную коробочку. Заходящее солнце невесело смотрело сквозь ажурный металлический мост, как арестант сквозь решетку. Бриллиант слезой дрожал в золотом зрачке кольца. Захлопнув с сухим хлопком коробочку, Каргин размахнулся и бросил ее в реку. В руках еще была сила — коробочка, как маленькая красная птичка, долетела до середины реки.

Ему больше было нечего делать на набережной.

2

Но через неделю, когда зарядили дожди и вид из окна приобрел тоскливую осеннюю недвижимость, дело нашлось.

Роман Трусы в «Главодежде» не появлялся, номера его телефонов дружно пребывали «вне зоны действия сети». Каргин надеялся, что не сети с камнями.

Ираида Порфирьевна также не обнаружила готовности к честному, открытому диалогу.

«Кого хочу, того и приглашаю, — хмуро ответила она, — пока еще это моя дача. Вот умру, тогда и...»

Каргин бы не удивился, если бы она сказала ему, что переписала завещание. Наверное, единственное, что ее останавливало, — отсутствие паспорта у предполагаемого наследника.

«Это были мой... друг и его сын», — все же призналась она после долгого недовольного молчания.

«Сына я знаю, славный паренек, — сказал Каргин. — А вот друга мне бы хотелось увидеть до прихода полиции или... людей из общества защиты животных».

«А мне бы хотелось, — грубо ответила Ираида Порфирьевна, — чтобы ты оставил меня в покое и не лез не в свои дела».

Каргин скучал в кабинете, когда взволнованная секретарша принесла правительственную телеграмму, извещающую о награждении его, Каргина, орденом Почета «за многолетний добросовестный труд и активное внедрение инновационных технологий в швейную промышленность России».

— Не могу найти Р.Т., — пожаловался Каргин секретарше. — Когда ты его последний раз видела?

— Да тогда и видела, когда вам стало плохо, — припомнила она, хлопая круглыми глазами. — Он еще сумку с какими-то шмотками оставил в приемной, в шкафу.

— Вот как? — усыпляя ее бдительность, зевнул Каргин. — Звони ему по всем телефонам, пусть немедленно появится. А сейчас найди-ка мне этого... подводных дел мастера, ну, кто занимается аквариумом. Я так и не понял, что будет на дне — затонувший корабль или амфора? Иди-иди, — поторопил потянувшуюся было к его лицу губами секретаршу. — Я послушаю телефоны. Дверь не закрывай.

Секретарша вышла в коридор. Дождавшись, пока стихнут ее шаги, Каргин метнулся в приемную, выхватил из шкафа сумку, вернулся в кабинет.

Слоновая куртка, черная вязаная шапочка, серебристый распылитель с «Очистителем мыслей» были на месте. Это свидетельствовало, что опытные образцы не представляют ценности для Р.Т. Наверное, уже было налажено их серийное производство.

Каргин, брезгливо отшвырнув шапочку, разложил куртку на столе. Вспомнив, в какого зверя превратилась секретарша, Каргин подумал, что и ему, возможно, удалось бы, облачившись в эту куртку, справиться с престарелым Снежным человеком. Вот только, опасливо пощупал наждачную ткань Каргин, не избежать обвинений в антисемитизме. Воистину, евреи были избранным, подарившим миру не только Иисуса Христа, но и Снежного человека, народом. А скольких олигархов они подарили России! Каргин понял, что не наденет омоновскую куртку, не станет класть Посвинтера мордой в газон, вышвыривать его с дачи, как писателя Лимонова 31­го числа каждого месяца с Триумфальной площади. Права Снежного человека нигде не прописаны, внимательно посмотрел на фотографию президента Каргин, но это не означает, что их можно беспардонно нарушать!

Он попробовал вцепиться в куртку, вырвать из нее ногтями клок, чтобы он повис, как язык колокола, но это оказалось невозможно. Ногти безущербно скользили по материалу, как капли дождя по оконному стеклу. Не вышло и проткнуть куртку ножницами. Они отскочили от нее, как мяч от асфальта.