Читать книгу "Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман"

Таким образом, Савойская династия покинула город, в котором правила с 1870 года. Король и королева так больше никогда и не увидят Рим, а их гораздо более обаятельный и значительно более умный сын вернется, чтобы возглавить Майскую монархию, как прозвали его недолгое правление. А в сентябре 1943 года, лишившиеся своего суверена и Верховного главнокомандующего, плохо обмундированные и не имевшие достаточного количества снарядов изолированные соединения королевских войск ожесточенно сражались с немцами, прекрасно понимая, что победить бывших союзников они не смогут.

Для Савойской династии это был конец, для жителей Рима – еще одно свидетельство их невероятной везучести.

«Его величество уехал из Рима с тяжелым сердцем. Он надеялся, что его отъезд сможет гарантировать правительству Бадольо его дальнейшее существование в сотрудничестве с новыми союзниками Италии, кроме того, он хотел уберечь Вечный город от ужасов гражданской войны». Так писал помощник короля генерал Пунтони о решении человека, вступившего на престол Италии в 1900 году. За годы своего правления он продемонстрировал хитрость, присущую всему его дому и вошедшую в поговорку, пьемонтскую скупость и – на короткое время – храбрость, которой прославился другой представитель этой фамилии, принц Евгений Савойский. В ноябре 1917 года, после проигранной битвы при Капорето и прорыва в районе Исонцо, Виктор-Эммануил спас итальянскую линию обороны от полного разгрома на переговорах между бывшими союзниками в Пескьера, в которых приняли участие Ллойд Джордж, Пенлеве и Франклин-Буйон. Однако в 1943 году об этом не могло быть и речи. Десятилетия подчинения фашизму вытравили из души короля все героические импульсы и принудили его, подобно его личному другу, царю всея Руси, довольствоваться семейной жизнью и ограниченным существованием сельского помещика.

Я несколько раз выполнял обязанности переводчика для Виктора-Эммануила, хотя он хорошо знал немецкий. Это была самая настоящая пытка. Возможно, из-за своих плохих зубов его величество не осмеливался широко открывать рот и произносил слова ужасно неразборчиво. Он никогда не говорил ничего, кроме обычных вежливых фраз, что, впрочем, совсем неудивительно. Ведь он хорошо знал, что его кузен император Вильгельм глубоко презирал его за маленький рост. Гитлер презирал его еще сильнее, поскольку считал монархию средневековой уздой, которая не давала развернуться его большому, доброму другу Бенито Муссолини. Словом, у короля не было причин любить немцев.

Его бегство быстро положило конец итальянскому сопротивлению в окрестностях Рима, но он оказал Вечному городу неоценимую услугу, подарив его на прощание своему зятю, графу Кальви ди Берголо. Этот когда-то знаменитый всадник и кавалерийский офицер, в 1923 году сильно огорчивший Виктора-Эммануила женитьбой на Иоланде, самой красивой из его дочерей, вступил 9 сентября 1943 года в переговоры с фельдмаршалом Кессельрингом, которые привели к тому, что на следующий день боевые действия были прекращены. Как я и предсказывал, жители столицы, подобно своим предкам, стали лишь заинтересованными, но пассивными зрителями событий, которые разворачивались вокруг их города. Они смотрели на десантников, занимавших Колизей, с тем же живым интересом, с каким их предки глядели на христиан, которых сжигали здесь на костре. Конечно, они желали поражения немцам, но больше всего им хотелось, чтобы ненавистное обещание Бадольо о том, что война будет продолжаться, было отменено. Теперь, когда перемирие вступило в силу, они надеялись, что их сыновья, оказавшиеся в армии, вернутся домой. Это желание разделяли с ними и сами солдаты, и геройское сопротивление, оказанное немцам некоторыми соединениями итальянской армии в окрестностях Рима, ничего уже не могло изменить.

До сих пор неизвестно, что заставило графа Кальви начать переговоры с Кессельрингом. Получил ли он секретные инструкции от бежавшего монарха, как позже стали думать итальянцы, или понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, а может быть, хотел спасти Рим от ужасов войны – настоящие его мотивы, вероятно, никто уже никогда не узнает. Однако нет никаких сомнений в том, что он поступил очень умно и притом совсем не трусливо. Позже, когда его положение в Риме стало невыносимым, я сделал все, чтобы честь его была защищена, а будущее – терпимым. Несмотря на огромные трудности, с которыми он столкнулся, отойдя от политики, ему было позволено провести последние годы войны сначала в своем замке в Пьемонте, а потом – с семьей в Швейцарии.

К утру 11 сентября обстоятельства для меня сложились настолько благоприятно, что я смог покинуть место своего временного пребывания и вернуться в Рим. Все два дня, что я смотрел с покрытых виноградниками холмов Фраскати на мерцающие вдали очертания этого города, я испытывал острую ностальгию. У меня было достаточно времени, чтобы подумать о своем будущем, и я пришел к решению отдать себя в полное распоряжение фельдмаршала Кессельринга. Перед тем как уехать, я сказал ему, что он может найти применение моим знаниям об Италии. Я лишился двоих друзей – послов Макензена и Бергена, еще один мой друг Буффарини-Гвиди стал пленником режима Бадольо в Риме, проект создания правительства во главе с Тассинари все еще висел в воздухе, а Бенито Муссолини был окружен туманом Гран-Сассо. Кессельринг сразу же ухватился за мое предложение и сказал, что свяжется с генералом Вольфом, который после событий 8 сентября получил пышный титул главнокомандующего силами СС и полиции в Италии, от которого несло манией величия. Кессельринг в своем звании больше подходил для моих целей. Я собирался как можно дольше оставаться в Риме, а с генералом Вольфом мне вряд ли удалось бы задержаться здесь надолго, не то что с главнокомандующим Южной группой войск.

С большой силой убеждения, как мне казалось, я принялся доказывать Кессельрингу необходимость сдачи Рима союзникам, руководствуясь при этом главным образом моральными и политическими соображениями. Я просил его прислушаться к мнению другого фельдмаршала, Роммеля, который считал Вечный город стратегическим балансом. Альберт Кессельринг выслушал меня весьма благосклонно. С тех пор он всегда прислушивался к моим советам касательно проблем, которые большинство военных просто не в состоянии понять. Не могу сказать, чтобы после этого разговора я почувствовал себя спасителем Рима – эту роль позже приняли на себя гораздо более влиятельные люди самых разных родов деятельности. Рим спасали все – от его святейшества папы Пия XII до самого скромного священника, от неофашистов до борцов Сопротивления. Они сделали очень много, и я искренне восхищаюсь ими. Мой собственный скромный вклад был вдохновлен не высокими этическими и моральными идеалами, которыми руководствовались они, а простым желанием жить в Риме как можно дольше, сидеть с синьориной Биби на моей террасе, выходящей на Испанскую лестницу, общаться со своими друзьями обоего пола из всех слоев общества. Я хотел, как и прежде, ездить по моим любимым маленьким тратториям с «альфредиани», которые больше, чем когда-либо, нуждались теперь во мне, пить золотое вино, производимое в небольшом городке, гостеприимно приютившем меня с 8 по 11 сентября, во время моей краткой ссылки. Кроме того, я не хотел очутиться в комнате, набитой глупыми секретаршами, или быть отправленным в немецкую ставку, где мне пришлось бы общаться с ординарцами и не менее глупыми начальниками. До сих пор мне удавалось оставаться свободным и независимым, насколько это было возможно немцу в Италии, и Кессельринг, который решил не включать меня в состав своих сотрудников, а использовать в качестве внештатного переводчика, был готов гарантировать мне свободу.