Читать книгу "Яд персидской сирени - Инна Бачинская"

Оба молчали. Начал накрапывать невесомый тонкий дождик, зашуршал в листьях.

— Я все время с ними разговаривала… там. С ребятами, с отцом. Просила прощения у Визарда, плакала… Все время звала маму. Повторяла: «Мамочка, родненькая, забери меня отсюда, забери меня к себе, я больше не могу, у меня нет сил, я не выдержу, мамочка, где ты?» Я знала, что мне не выбраться, я хотела умереть… И про Пашу часто думала. Вспоминала его руки, голос, слова… как мы идем по улице, лето, солнце, много людей и машин… воля! И он мне покупает мороженое. Смотрит, улыбается… я капнула на футболку, он сказал: «Ну что ж ты за корова такая!» И мы рассмеялись… Я не понимаю… никто ни разу за все это время! Никто. Ни одна живая душа… для них я уже умерла. Ни сестра, ни Паша… Почему? Господи, почему? Я ведь живой человек! То, что я выскочила… чудо! Я до сих пор не верю… думаю, кто помог? Что это было? Случай? Или чья-то добрая воля?

Она смотрела на Монаха с надеждой, она хотела получить ответ немедленно, только теперь она почувствовала, насколько хрупко жизненное равновесие, как бесповоротно скользит маятник. Ей было страшно, ей стало бы легче, если бы она знала, что протянется чья-то добрая рука в конце концов, защитит и спасет, а значит, есть смысл и надежда…

— Эрик сказал, вы волхв. Может, вы знаете… что это было?

Монах только вздохнул и подумал, что, может, и не требуются ответы, ей нужно участие и слушатель, ей нужно выговориться и расставить все по полочкам. Попытаться расставить. Тем более что ответов у него все равно нет. Почесал бороду. Они смотрели в глаза друг дружке…

— Осень, — сказал он после долгой паузы. — Желтеют деревья…

— Еще нет! — возразила Татка живо. — Совсем мало. Вода в реке теплая, можно купаться. Потом бабье лето, потом дождь и голые деревья — вот тогда осень. А потом зима. Знаете, я забыла зиму, помню только, что зимой идет снег, и все. В детстве я ела снег, а папа смеялся и кричал: «Прекрати, дурашка! Простудишься!» Представляю, как буду стоять у окна и смотреть на снег… или в парке… Я вспоминала парк зимой, как горят лиловые фонари и летит снег…

Монах представил себе одинокую женщину у окна… Он все смотрел на нее, словно спрашивая себя о чем-то и не находя ответа, вытягивал губы трубочкой и скреб в бороде. Она уставилась тревожно:

— Что?

— Ничего, просто смотрю на тебя и слушаю.

— Неправда! Что? — потребовала она. — Не пугайте меня!

— Понимаешь, какое дело… даже не знаю, как сказать. — Он вытащил из кармана фотографии. — Вот!

Это были знакомые Татке фотографии с корпоратива. Елка, радостная толпа, все с шампанским, Дед Мороз, Снегурочка, Вера, Паша… Татка взяла одну, подняла глаза на Монаха. Лицо ее было печальным и недоуменным. Он сказал:

— Мне кажется, я видел Пашу.

Она смотрела непонимающе.

— Пару месяцев назад, точнее, в мае. Мы попали туда случайно… почти случайно, и я его увидел. Всего несколько минут. Когда я рассматривал фотки, я спрашивал себя, где мог его видеть… Пашу. Чувствовал, что видел раньше, и не мог вспомнить. Инерция мышления, — он вздохнул, — старею. Вот и на пампасах крест…

— Он жив? — Татка побледнела, ей казалось, она падает, и она ухватилась за край стола. — Где он?

— Жив, надеюсь. У него белая прядь на виске, тут на фотке видно…

— На правом! Он говорил, его цыганка в детстве сглазила, шутил так. Где он? Почему не вернулся?

— Почему не вернулся? — Монах неторопливо расчесал бороду пятерней. — Наверное, не захотел. Переосмыслил свою жизнь и… не вернулся. Иногда люди уходят в монастырь, всяко бывает. Понял, что не хочет больше, тупик… Взял и ушел. Ты сказала, он делал себя сам, был сильный, с ходу принимал решения…

— Куда ушел? Я могу его увидеть? Он что… искалечен? Инвалид? Вы с ним говорили? Что он сказал? Что они с ним сделали? — Она почти кричала.

— Я с ним не говорил, не о чем было. А ты, если хочешь, можешь поговорить. Он живет на пасеке около Ладанки. Как он туда попал? Хозяин пасеки дед Яша развозит мед клиентам по всей области, возможно, они пересеклись где-то. На севере области леса и топи, там можно спрятать что угодно. Возможно, его отвезли туда, возможно, там же утопили машину. А он пришел в себя и выбрался… чудеса еще случаются. Он расскажет, если захочет. Если это он.

— Я сегодня же поеду! — Татка вскочила, опрокинув кофе. Она готова была бежать, она задыхалась от волнения, она смеялась и плакала…

— Сядь! — приказал Монах. — Остынь. Подумай. Иногда лучше оставить все как есть. Если он не вернулся, значит, не захотел. Тим захотел, а Паша нет. Кроме того, я могу ошибаться и это не он.

— Вы ничего не понимаете! Это он, я всегда знала, что он живой! Он вернется! Теперь все будет по-другому!

Она захлебывалась в крике. Она поверила ему сразу и безоговорочно, она верила, что Паша жив, что теперь все будет по-другому. Монах, рассматривая ее заплаканное взволнованное лицо, думал, что даже в самых битых и тертых жизнью живет надежда, что в один прекрасный день случится чудо. Она готова была сию минуту лететь к Паше…

Монах повел взглядом; парк был пуст. Дождь усилился. Река исчезла в тумане. Деревья, зеленые еще, на глазах затягивались туманом, становились невидимы и исчезали. Осень. Все-таки осень…

А может, пусть, думал Монах. Недаром звезды так встали. Не бывает случайных случайностей, во всяком случае, не в таких количествах. Может, маятник качнулся в другую сторону, и эвенты семьи Мережко поменяли знак… был «минус», стал «плюс» или хотя «полуминус», даже если это противоречит законам природы. Главное, не сидеть сложа руки…

— Там грунтовая дорога в гору, подожди, пока кончится дождь. — Он кашлянул значительно. — Потом позвонишь, расскажешь. Поняла?

Сияющая Татка кивнула…

* * *

…Промокшие до нитки, добрались члены Клуба в гостеприимное заведение Митрича. Добродеев чертыхался, Монах степенно вытирал лицо и бороду салфеткой. Капризы погоды на него не действовали, и он ухмылялся, поглядывая на недовольного журналиста. Митрич хлопотал, расставляя на столе рюмки и тарелки:

— Я тут вам, ребята, коньячку, вы же совсем мокрые! Льет как из ведра, тучи с самого утра. Что случилось? Откуда вы?

— Из Ладанки. Обещали легкую облачность! — возмущался Добродеев. — Сапожники! Убить мало.

— Подумаешь, дождь, — благодушно заметил Монах, усаживаясь поудобнее и потирая руки в предвкушении. — Делов! Я же тебе говорил, что будет дождь, а ты не внял.

— По прогнозу никакого дождя!

— Мы, волхвы, тысячи лет предсказываем погоду, а «погодной» науке всего-навсего сто лет. А то и меньше. Вот и делай выводы, кому верить. Кроме того, осень на подходе, а осенью всегда дождь. Правда, Митрич?

— Ну! Всегда дождь. Надо было подождать, пока кончится.

— Не всегда! По прогнозу никакого дождя! — Добродеев не сдавался из принципа.