Читать книгу "В тихом омуте - Пола Хокинс"

В голове у Никки теперь тоже стало тише. Дженни больше не говорила так громко, как раньше, да и разговоры ее стали больше походить на беседы, а не тирады. В последнее время Никки стала меньше сидеть у окна и больше лежать в кровати. Она чувствовала себя очень усталой, а боль в ногах усилилась.

Утром она уезжает в Испанию, чтобы провести две недели на солнышке. Кроме отдыха ей уже ничего не нужно. Деньги свалились на нее неожиданно: Нел Эбботт завещала десять тысяч фунтов Николе Сейдж, проживающей в Бекфорде на Марш-стрит. Кто бы мог подумать? Но Никки, наверное, не стоит этому удивляться, потому что Нел была единственной, кто ее слушал. Бедняжка! И чем все закончилось!

Эрин

Я вернулась в Бекфорд накануне Рождества. Даже не могу сказать зачем, вероятно, из-за того, что мне почти каждую ночь снилась река, и я подумала, что поездка туда поможет мне избавиться от наваждения.

Я оставила машину у церкви и направилась на север, к заводи. Поднялась по холму мимо нескольких клумб, на которых умирали прикрытые целлофаном цветы. Дошла до коттеджа. Он стоял сгорбленный и жалкий. Занавески в окнах задернуты, на входной двери растеклась красная краска. Я потрогала ручку – дверь оказалась запертой, поэтому я повернулась и направилась по заиндевевшей траве к отливавшим голубизной тихим водам реки, над которой поднималась похожая на призрак дымка. Изо рта у меня вырывались клубы пара, а уши стало щипать от холода. Надо было надеть шапку.

Я пришла на реку, потому что больше идти было некуда и говорить не с кем. Единственным человеком, с которым мне хотелось пообщаться, был Шон, но разыскать его мне не удалось. Мне сообщили, что он переехал в городок Пити-Ми в графстве Дарем, – название казалось вымышленным[5], но такой городок действительно существует, правда, Шона в нем не было. По адресу, который мне дали, находился дом с табличкой «Сдается». Я даже связалась с тюрьмой «Франкленд», в которой Патрик проведет остаток своих дней, но мне ответили, что старика никто не навещал.

Я хотела узнать правду. Я надеялась, что Шон ее скажет, тем более в полиции он больше не служил. Я надеялась, что он объяснит, как мог так жить, и ответит, подозревал ли своего отца, когда занялся расследованием смерти Нел. В таком предположении не было никакой натяжки. Как-никак он защищал отца всю свою жизнь.

Река не давала ответов. Когда месяц назад какой-то рыбак, увязнувший в резиновых сапогах в грязи, нашел в ней мобильник Нел Эбботт, во мне затеплилась надежда. Однако ничего нового эта находка нам не принесла. Если в телефоне и имелись компрометирующие фотографии, которые помогли бы разобраться с тем, что осталось неясным, то извлечь их мы не смогли: он даже не включался, его забил ил и испортила вода.

После отъезда Шона мне пришлось заполнить гору бумаг. Началось следствие, возникла куча вопросов, которые так и остались без ответа: что Шон знал и какого черта следствие велось так непрофессионально? Причем не только по делу Нел. Как Хендерсону удалось ускользнуть из-под нашего носа?

Я вновь и вновь прокручивала в голове последний допрос Патрика и его рассказ. Как он схватил Нел за руку и сдернул с нее браслет. Как они боролись на обрыве перед тем, как он столкнул ее вниз. Но на ее руке не было синяков, как не было и царапин на запястье, которые обязательно остались бы, если бы Патрик сорвал браслет. Никаких следов борьбы на обрыве тоже не нашли, и застежка на браслете была целой.

Все это я довела до сведения начальства, но после всего случившегося, после признания Патрика, отставки Шона, всеобщего стремления прикрыть свою задницу и перевести стрелки на других, никого это не интересовало.

Я сидела на берегу и вновь размышляла о том, что в истории с Нел, да и с Кэти тоже, осталось немало белых пятен. Во всяком случае, у меня полной ясности не было.

Хелен

У Хелен была тетка, которая жила к северу от Дарема, неподалеку от Пити-Ми. Она владела фермой, и Хелен помнила, как однажды летом ездила к ней, кормила морковкой осликов и собирала ежевику в зарослях живой изгороди. Тетки уже не было на свете, и фермы, скорее всего, тоже. Городок оказался даже более бедным и убогим, чем ей запомнилось, да и ослики на глаза не попадались, зато он был маленьким, и никому в нем не было до нее дела.

Она нашла работу, правда, намного скромнее той, на которую могла рассчитывать, и сняла маленькую квартирку на первом этаже с внутренним двориком. После обеда туда заглядывало солнце. Приехав сюда, они сняли дом, но однажды утром несколько недель спустя она проснулась и обнаружила, что Шон исчез. Она вернула ключи хозяину и стала искать новое жилье.

Она не стала ему звонить. Знала, что он не вернется. Их семья разрушилась, и разрушилась бы давно, если бы не Патрик: он был связующим звеном, благодаря которому они держались вместе.

Ее сердце тоже было разбито, и ей не хотелось об этом думать. Она не ездила навестить Патрика. Она понимала, что после его признания в хладнокровном убийстве жены и Нел Эбботт она не должна испытывать к нему даже жалости.

Но слово «хладнокровное» тут не подходило. Хелен понимала, что Патрик видел все только в белом и черном свете и искренне считал, что Нел Эбботт представляла угрозу для их семьи, их единства. Что было правдой. И тогда он решил действовать. И поступил так ради Шона и ради нее. Выходит, действовал он не так уж и хладнокровно.

Но каждую ночь ей снился один и тот же кошмар, как Патрик топит ее кошку. Во сне его глаза были закрыты, а глаза животного вытаращены, и когда кошка, отбиваясь, поворачивалась к ней, глаза у нее были такие же ярко-зеленые, как у Нел Эбботт.

Хелен страдала от одиночества и плохо спала. Несколько дней назад она проехала двадцать километров до ближайшего садоводческого магазина, чтобы купить куст розмарина. А сегодня отправится на Честер-ле-стрит, чтобы забрать из приюта для животных понравившуюся ей кошку.

Январь

Джулс

Это так странно – каждое утро видеть за завтраком сидящую напротив пятнадцатилетнюю тебя. Она так же, как и ты, не умеет вести себя за столом и так же закатывает глаза, когда ей на это указывают. Она сидит, поджав ноги под стулом и расставив острые коленки, в точности как ты. Когда она слушает музыку или думает, у нее на лице появляется такое же мечтательное выражение, как у тебя. Она своенравная и несносная. Постоянно и фальшиво что-то напевает, совсем как наша мама. А смех у нее папин. Каждое утро, отправляясь в школу, она целует меня в щеку.

Я не могу исправить все то, в чем перед тобой виновата: нежелание тебя выслушать, готовность поверить в худшее о тебе, отказ в помощи, когда ты в ней нуждалась. Я даже не пыталась тебя любить. Но если я ничего не могу сделать для тебя, моим искуплением должен стать акт материнства. Я не сумела быть твоей сестрой, но постараюсь стать матерью для твоего ребенка.

В моей маленькой опрятной квартирке в Сток-Ньюингтоне, что на северо-западе Лондона, она ежедневно устраивает настоящий разгром. От меня требуются огромные усилия, чтобы сохранить присутствие духа и не поддаться панике. Но я стараюсь. Я помню, какую решимость ощутила в тот день, когда встретилась с отцом Лины, и мне хочется снова стать женщиной, похожей на ту. Чтобы во мне было больше от тебя и от Лины. (Когда Шон Таунсенд подвозил меня до дома после твоих похорон, он сказал, что я на тебя похожа, а я не согласилась, заявив, что я – твой антипод. Я этим гордилась, но сейчас уже нет.)