Читать книгу "Блудное чадо - Дарья Плещеева"

– Молодой человек путешествовал по Европе.

– Очень странно. Впервые слышу, что московит ради собственного удовольствия путешествует по Европе.

– Ничего удивительного, он и в самом деле первый. За ним приехали его друзья. Они боятся, что его обратят в католичество и что он, когда вернется в Москву, сумеет сделать так, что следом за ним приедут иезуитские проповедники и учителя. Его друзья нуждаются в совете умного человека: что тут можно сделать, чтобы по крайней мере узнать, где этого несчастного прячут?

– Печальная история.

Анриэтта вздохнула с облегчением – ей удалось изложить дело кратко и без лишних подробностей.

– Значит, вы просите совета, дитя мое… Ну что ж, мы ничего не раздаем с такой щедростью, как советы. Если действительно бедный московит так уж нужен обществу Иисуса, если действительно его где-то спрятали…

– Я думаю, что это именно так.

– То вам следует поискать друзей в монастыре Пор-Рояль.

– Да, – подтвердила Нинон. – Если вы, мой друг, так говорите, то госпоже де Кержан нужны именно те янсенисты, которые объявили войну ордену.

– Я француженка, но в юности вышла замуж за англичанина и уехала с ним. Затем я жила и в Шотландии, и в Нидерландах, и в германских княжествах, и в Швеции, и в Курляндии. Там я познакомилась с московитами. В Париже я недавно. Я не знаю, кто такие янсенисты, – призналась Анриэтта.

– Это общество, которое объединяет умных людей, – сказал герцог де Ларошфуко. – Мне близки их идеи. Если иезуиты – фанатики, принцип которых «повинуйся подобно трупу», то есть не имей своего мнения и принимай вместо него мнение своих начальников, то янсенисты – люди одаренные, среди них есть поэты и ученые. Кроме того, во Франции есть женская янсенистская община. К сожалению, умерли те, на ком держалась община, – матушка Анжелика из видного ученого семейства Арно и сестра Эуфимия, чей брат, Блез Паскаль, – по-моему, величайший ученый во Франции. Война между янсенистами и иезуитами временно притихла, но обе стороны собирают оружие и готовятся к новым боям. Я дам вам записку к отцу Антуану Сенглену, он духовник монастыря Пор-Рояль и убежденный враг общества Иисуса. Это замечательный проповедник, вам стоит его послушать…

Нинон все это время не сводила взгляда с давнего друга. Заметив особое движение плеч, говорящее о том, что Ларошфуко зябнет, она встала и вышла из гостиной.

– Почему вы, дорогая моя, выбрали в советчики меня? – спросил Ларошфуко.

– Я читала ваши афоризмы – вы ведь называете их «максимами», верно? Одна моя знакомая дала мне тетрадку. Я поняла, что вы невысокого мнения о роде человеческом. Настолько невысокого, что больше не играете в придворные и прочие игры. Вы не станете использовать меня для каких-то интриг, а будете просто хладнокровно наблюдать, как я воспользуюсь вашим советом.

– Тут вы правы. Мое время прошло.

– Я не это имела в виду!

– Подвиньте мне столик, пожалуйста. Я стараюсь поменьше ходить. Проклятая подагра десять лет не отпускает меня. Вот и сейчас осчастливила меня ознобом, хотя у Нинон в комнатах очень тепло. И возьмите в секретере бумагу и чернильницу с пером, я напишу записку.

Один лист Ларошфуко действительно употребил для записки, на втором написал всего две строки.

– Это моя последняя максима. Что-то мне подсказывает – она вам пригодится. И передайте своим друзьям, чтобы они были очень осторожны.

– «Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера», – прочитала Анриэтта.

Вошла Нинон с подносом, на подносе была кружка с горячим и крепким куриным бульоном.

– Нарочно держали для вас, мой друг, – сказала она герцогу.

И опять Анриэтта поразилась, сколько печали в глазах этой невысокой изящной женщины. Печаль была понятна Анриэтте – горестно видеть, как увядает и теряет силы тот, кого знала молодым, красивым и отважным, тот, кого любила… Или же любовь длится до сих пор, преобразившись и отрешившись от земных радостей?.. К тому, с кем Нинон теперь, – иная, а к этому – вот такая?..

– Я благодарна вам от всей души, – сказала Анриэтта. – И за максиму – в особенности. Совет и записку мог дать и кто-то другой, максиму – только вы.

Глава двадцать вторая

– Собирайся в дорогу, братец, – по-французски сказала Анриэтта Ивашке. – Твоя лошадь отдохнула. Найди господина Шумилова и Пьера, доставь их в Париж. А я, пока вы не приедете, побываю в монастыре Пор-Рояль. Может быть, и там тоже услышу добрый совет.

У нее не выходило из головы предостережение герцога де Ларошфуко.

Сама Анриэтта при необходимости могла быть очень осторожна и чисто по-женски обращала внимание на опасные мелочи. Но московиты никогда не выполняли рискованных поручений кардинала Мазарини. И ей было боязно за них.

Монастырь не так уж далеко – каких-то шесть лье, можно отправиться туда верхом, это получится быстрее, чем в карете, и взять с собой Гасконца и кучера Гонтрана, только раздобыть где-то третью лошадь под седло. Слугам дать упряжных, себе нанять хорошую…

Гонтран знал, где можно взять приличную лошадь, рано утром побежал туда и довольно скоро привел серую в яблоках кобылку хороших кровей, уже оседланную. Гасконец был послан за седлами и сбруей для упряжных лошадей. Он тоже вернулся быстро, за ним два оборванца тащили седла. Гасконец был очень доволен вылазкой – хотя и похолодало, но погода стояла сухая, путешествие сулило одни удовольствия.

Анриэтта переоделась. Все лошади ждали на заднем дворе. Она спустилась и на прощание обняла Ивашку.

– Будь осторожен, братец, – сказала она. – Кланяйся нашим друзьям. И поскорее приезжайте. Я полагаю к вечеру вернуться.

Они расстались. Ивашка направился к воротам Сен-Дени, Анриэтта велела опытному Гонтрану двигаться к версальской дороге, он сказал, что версальская не подойдет, нужно брать южнее. И он же посоветовал переправиться через Сену по мосту Сюлли.

Примерно час спустя, уже подъезжая к городку Кламар, Анриэтта остановила лошадь.

– Вашей милости угодно отдохнуть? – спросил Гасконец.

– Да, – рассеянно ответила Анриэтта, направляя кобылку к обочине.

Гасконец соскочил с коня, чтобы взять под уздцы лошадь Анриэтты и тем помочь ей спешиться. Но она не торопилась.

Поскольку, когда лошадь идет широкой рысью, до едущего впереди Гонтрана не меньше десяти шагов, до едущего сзади Гасконца столько же и говорить невозможно, Анриэтта все время пути молчала.

Но при этом она безмолвно беседовала с герцогом де Ларошфуко.

– Что вы хотели мне сказать? – спрашивала она. – Что означает максима, не имевшая отношения к теме нашей беседы? Это предупреждение, я поняла. Вы, герцог, столько в жизни повидали, что знаете об опасностях больше, чем я. Но откуда ждать предательства?