Читать книгу "Десантники не сдаются - Сергей Зверев"

— Как мальчишка бегаю.

— Кабан, ты понял?

— Да.

— Вот и хорошо.

«Чтоб ты мобилой своей подавился!» — зло подумал Кабан.

В ларьке рядом с метро он купил орешки.

— Мужик, тебе рубля не жалко? — заканючил приларечный ханыга.

— Только на твои похороны, сука синяя, — бросил Кабан.

— Все понял. — Ханыга бочком начал отодвигаться, в глазах появился страх человека, привыкшего все время получать по ребрам и отлично ощущавшего, от кого можно огрести по полной программе. Кабан хмыкнул и подумал, что этот страх должен был быть отблагодарен.

— Стоять!

Ханыга застыл, как вкопанный.

— На, напейся одеколона, — Кабан сунул брезгливо ему сторублевку.

Забулдыга, не веря своему счастью, ошарашено уставился на руку дающего. Схватил деньги, рассыпаясь в благодарностях. Не обращая на него внимания, Кабан двинулся сквозь бурлящую тесную московскую толпу.

Пройдя несколько кварталов по Новокузнецкой улице, нырнул в подворотню, прошел через детскую площадку с ржавой каруселью. Углубился в переулки. И оказался в тесном дворике. На него таращился выбитыми окнами подготовленный к сносу дом. Двор был сквозной. Это и есть «беседка», за которую Упырь, видимо, принял полуразвалившуюся трансформаторную будку. Одна из точек для встреч, которую выбрал сам Упырь.

Кабан присел на скамеечку, у которой было выломано половина досочек. Потянулся по привычке к сигаретам. Вспомнил, что курить бросил. Равно как и пить, и давить косяки. Все излишества он бросил после клинической смерти, когда в него засадили две свинцовых пилюли. Тогда он понял, насколько дорога ему собственная жизнь.

Через пять минут появился человек, которого преступный авторитет прозвал про себя Упырем, но вслух называл, как требовали, Сан Санычем. Много как его еще называли, о чем Кабану было неведомо. Бывало, звали Упыря много лет назад Атташе. В разработке «Пирамиды» он проходил как «Вервольф». Ему больше всего по душе был псевдоним Гипнотизер.

Возник Гипнотизер темным силуэтом в арке с другой стороны двора. Как всегда вид затрапезный, не отличишь от заморенных жизнью, загнанных москвичей, снующих по улицам столицы. Не отличишь, пока не столкнешься и не посмотришь в глаза.

— Все проверил? — недовольно спросил Кабан.

— Проверил, — кивнул Гипнотизер, присаживаясь на лавочку рядом с преступным авторитетом. — Чисто. «Хвост» ты пока себе не отрастил…

— Успокоил. — Раздражение в душе Кабана все никак не унималось. — Спасибо, отец родной.

— Тут я газетки читал. Американские ученые пришли к выводу, что вегетарианцы более агрессивные, чем мясоеды. А если еще курить бросили…

— Не надо со мной как с пацаном, Саныч.

— Димон, я с тобой не буду спорить. Я ни с кем не спорю. Ты же знаешь…

Кабан знал об этом и посчитал за лучшее заткнуться, спрятав злость подальше.

— Сколько мы уже не виделись? Год? — спросил Гипнотизер.

— Около.

— Только не говори, что рад еще сто лет меня не видеть… Слышал, у тебя дела идут неважно. Прогорел несколько раз по крупняку. Фуры чужие стал зажимать.

— Откуда знаешь? — встрепенулся Кабан.

— Ты не представляешь, сколько всего я знаю. Тебе бы стало грустно из-за своей приземленности.

— Куда нам, деревенским? — Кабан скривился. Потом широко, обаятельно, обманчиво радушно улыбнулся, обнажив белые металлокерамические зубы. — Эх, Саныч. Как-то мы с тобой не по-человечески общаемся. Забурились бы сейчас в баньку. Пивком бы оттянулись. Девочек пригласили таких, что от одного их голоса все торчком встает. И перетерли бы, как приличные люди, все темы… А тут у какой-то помойки сидим, лясы точим.

— Димон, мы с тобой живем в разных вселенных, — усмехнулся Гипнотизер. — Которые пересекаются только вот на таких заплеванных двориках.

— Понятно, барин.

— Это хорошо, что понятно… Я бы тебя еще долго не беспокоил, Кабан. — В голосе Гипнотизера появились стальные нотки. — Да жизнь заставила. Теперь придется поработать, дорогой мой. Хорошо поработать.

— Что надо делать?

— Как всегда…

— Расскажи, а я подумаю…

— Это нечто новое. — Гипнотизер бросил на преступного авторитета косой взгляд. — Ладно, слушай…

В суть предложения преступный авторитет въехал быстро. И задал фундаментальный вопрос:

— Сколько?

— В зависимости от того, как события будут развиваться. Начальная цена… — Гипнотизер замолчал. Потом пригнулся к Кабану и, едва шевеля губами, прошептал цифру. Такую, что преступный авторитет непроизвольно крякнул. Почесал подбородок.

— Только не говори, что этого мало. — Губы Гипнотизера дернулись подобием улыбки.

— Это как посмотреть, Саныч. Как посмотреть…

— А тебе хочется поучаствовать в прибылях?

— Много чего хочется. В том числе остаться в живых.

— Чего боишься?

— Слишком высокий полет. Там интересы ФАГБ, МВД.

— Это не угроза.

— Для тебя — нет?

— Дима, я тебя уважаю, но у тебя кругозор грозы вокзальных ларьков и торгашей арбузами… А ты не допускаешь, что есть другие силы, кроме чекистов, для которых ты букашка, которую прихлопнут сапогом и не заметят. — Голос Гипнотизера журчал, как горный ручей.

— Предполагаю. Ну и что?

— Так знай, что полезным насекомым дают жить и размножаться… До той поры, пока они приносят пользу…

— Ты угрожаешь? — Кабан отвел взгляд. Не мог он смотреть в глаза Гипнотизеру, чувствуя, как кураж, который вывел его из «шестерки» сначала в бригадиры, а потом в паханы серьезной группировки, куда-то улетучивается.

— Я? — удивился Гипнотизер. — Ты же знаешь, я никогда не угрожаю…

Кабан знал. Угрозы — это по-человечески. Это развод ситуации, при котором возникают разные варианты. У Гипнотизера разных вариантов не было.

— Ладно. Чего мы сцепились? — примирительно произнес Кабан.

— Действительно. Ты же мой друг, Димон… Мой друг… Ты мой… С потрохами…

Сказано было тихо. И по спине Кабана пополз противный, мелкий озноб.

* * *

— Сегодня у вас аура почище. Однако сглаз остался. По утрам тяжело вставать. Кости ломит. Вечером предметы расплываются, да? Это от сглаза. Это такой же удар. Только не физический, а энергетический, — поведал Парамон Раздыхайло.

— Оставим это, — на этот раз терпеливо, хотя и сухо произнес Президент фонда «Третье тысячелетие». — У нас есть что обсудить.

— Встречу назначил не я. Беру на себя смелость предположить, что вы получили заключение. И, скорее всего, оно благоприятное.