Читать книгу "Великий Могол - Алекс Ратерфорд"

Отпустив поводья, не сводя глаз с путников, падишах спрыгнул с коня и последние несколько ярдов прошел пешком – сперва медленно, потом побежал, спотыкаясь и скользя на льду.

Всадник впереди, в толстой меховой шубе, так внимательно смотревший на него, действительно оказался Хиндалом. Едва понимая, что творит, заливаясь счастливыми слезами, Хумаюн подбежал к мулу со свертками. Под крик Махам Анги: «Повелитель!» – он разглядел, что в них и в самом деле были дети, а один из них – Акбар, спокойно сидевший рядом с Адам-ханом, его молочным братом. Падишах склонился над сыном, и тот с любопытством посмотрел на него из овчинного кокона. За почти четырнадцать месяцев, с тех пор, как Камран забрал его, ребенок сильно изменился, но это был именно Акбар. Адам-хан начал тихонько хныкать. Хумаюн осторожно поднял сына из корзины и прижал к себе, вдыхая его теплый запах.

– Сын мой, – шептал он, – сын мой…

Спустя час во главе каравана Хумаюн въехал в свой лагерь. Подъехав к женскому шатру, он слез с коня и осторожно вынул Акбара из корзины. За время поездки ребенка так укачало, что он крепко заснул. В сопровождении Махам Анги Хумаюн вошел в шатер Хамиды. Она читала какие-то свои любимые стихи, но заснула на красных с золотом бархатных подушках, и томик выпал у нее из рук. Какой юной была она с рассыпавшимися шелковистыми волосами, как тихо вздымалась ее грудь…

– Хамида, – прошептал он. – Хамида… У меня для тебя кое-что… подарок…

Открыв глаза, жена увидела Акбара, и лицо ее осветила такая радость, какой Хумаюн никогда прежде у нее не видел. Но стоило ему положить Акбара ей на грудь, малыш сразу проснулся. Взглянув на Хамиду, он удивленно закричал и стал вырываться из ее рук. К нему уже просилась Махам Анга; едва завидев ее, Акбар успокоился и, улыбаясь, протянул свои пухлые ручки к молочной матери.

* * *

За столами, старательно расставленными вокруг алого командного шатра и заваленными остатками пиршества, сидели военачальники. Вечером Хумаюн собрал их всех, чтобы объявить о спасении Акбара.

– Мои верные слуги, представляю вам своего сына, символ нашего будущего, благополучно возвращенного нам…

Стоя на деревянном помосте в центре лагеря, он поднял Акбара высоко над головой. Раздался грохот мечей, ударяемых о щиты. Когда Хумаюн снова передал его Махам Анге, ребенок все еще недоуменно моргал от невыносимого шума, но не заплакал. Это хороший знак. Воздев руки, падишах призвал всех к тишине.

– Настало время вернуться в Кабул и завершить то, что мы начали, – свергнуть самозванца, скрывавшегося за невинным младенцем. Наша цель справедлива, и Всевышний с нами. Сегодня вечером мы будем пировать, но пир этот – ничто в сравнении с будущими торжествами по случаю взятия Кабула. Завтра на рассвете мы выступаем к крепости.

Поварам пришлось изрядно потрудиться, готовя угощение, разделывая и жаря мясо на огромных кострах, дым от которых густо поднимался в небо. Теперь, когда сын его в безопасности, Хумаюна не тревожило, насколько издалека был заметен его лагерь.

Некоторые из его командиров начали петь героические песни о подвигах на полях сражений, бравурные песни о еще более грандиозных пирах в гареме. Оглядевшись, Хумаюн увидел, что Заид-бек раскачивался из стороны в сторону, а его тощее лицо раскраснелось от красного газнийского, которым славился Кабул. Даже Касим, обычно такой тихий и молчаливый, тоже присоединился к поющим, сидя в уютном углу шатра, куда он забрался, чтобы дать отдохнуть своим старым косточкам.

Хумаюн сразу рассказал приближенным, своим ички, что снял осаду Кабула только ради хитрой уловки. Многие удивились совершенно искренне. Только Байрам-хан не проявил никакого удивления; его синие глаза светились мудростью, когда он степенно поздравил его с возвращением сына, еще раз уверив Хумаюна в том, что он давно все знал. И снова падишах порадовался, что перс на его стороне.

Затем он взглянул на сидевшего рядом Хиндала. В отличие от остальных, тот говорил мало, был замкнут, и казалось, что ему неловко сидеть рядом с Хумаюном и его людьми. После возвращения в лагерь прошлым вечером падишах мало виделся с братом. Радуясь присутствию сына, бо́льшую часть времени он проводил с Хамидой и Акбаром. К огорчению жены, их сын предпочитал ее Махам Анге. Всякий раз, когда Хамида брала его на руки, он сопротивлялся и плакал. Но это должно пройти, заверил Хумаюн Хамиду, которая разрывалась между радостью за благополучное возвращение сына и удивлением, как сильно он подрос за время разлуки и отвык от нее. Но хотя бы его энергичное сопротивление свидетельствует о том, что он совершенно здоров, сказала Хамида, улыбаясь сквозь слезы, а потом добавила: «Пожалуйста, поблагодари Хиндала от моего имени».

Глядя на полуотвернувшегося от него брата, Хумаюн подумал, что задача эта гораздо труднее, чем она думала.

– Хиндал… – Он обождал, пока тот обратит на него внимание, и продолжил так тихо, чтобы их не подслушали. – Знаю, что ты сделал это не ради меня, но для Хамиды. Она просила поблагодарить тебя.

– Скажи ей, что не стоит. Это вопрос семейной чести…

– Возможно, ты не захочешь слушать то, что я скажу, но я тоже навечно у тебя в долгу. Мотивы твоего поступка не снимают с меня моих обязательств по отношению к тебе.

Хиндал слегка пожал плечом, но ничего не ответил.

– Расскажи, все прошло так, как ты ожидал? Хамиде очень хочется знать, как все было…

Впервые на лице Хиндала мелькнула слабая улыбка.

– Вышло лучше, чем я смел надеяться. Через несколько дней после того, как мои разведчики донесли, что ты ушел из-под Кабула, я со своими людьми спустился с гор и послал гонцов в крепость сказать Камрану, что готов оказать ему помощь как истинному главе нашей семьи. Как я и думал, после твоего ухода надменность и самовлюбленность вскружили ему голову, и он приказал впустить меня. Даже устроил пир и осыпал меня подарками…

– Он действительно ни о чем не догадывался?

– Нисколько. Веря, что победил тебя, он совсем ослеп. Даже приказал в дневное время держать открытыми ворота и крепости, и города. Я пробыл в крепости всего около недели, когда он заговорил о том, чтобы съездить на юг поохотиться на волков и горных козлов, выгнанных с гор голодом и морозом. В этом я его поддержал и даже предложил сопроводить. Но, как я ожидал и надеялся, Камран приказал мне остаться, поставив задачу контролировать его стражу. Он даже пошутил, что оставил достаточно надежных воинов на случай, если я вздумаю захватить Кабул… Когда Камран уехал, я просто выполнял свои обязанности, стараясь вести себя так, чтобы не вызывать подозрений. Я также хотел убедиться, что он действительно отбыл на несколько дней. Потом, во второй половине четвертого дня, когда Камран был еще далеко, я стал действовать. Помнишь в детстве тот дворик в восточном углу крепости, где целый ряд комнат для хранения зерна и вина?

Хумаюн кивнул, вдруг вспомнив пыльный двор с рядом кладовок, где они с братьями любили бродить, дырявя кинжалами бурдюки, чтобы попробовать вина. Воспоминание было таким ярким, что он даже почувствовал смесь запахов вина и зерна.