Читать книгу "Беседка. Путешествие перекошенного дуалиста - Миша Забоков"

«Какая бы замечательная идея ни родилась ненароком в светлых умах завсегдатаев пивных заведений и в промерзших мозгах поздних купальщиков, — услышал я голос своего извечного оппонента, — она не в состоянии объять огромные российские просторы и возвыситься до уровня общенациональной идеи, если не наполнена поистине глубоким духовным содержанием, не отвечает благородным стремлениям людей, заинтересованных в достижении высоконравственных целей». — «Что ты хочешь этим сказать? Что потреблению спиртосодержащих напитков недостает глубины духовного содержания?… что людей, посещающих означенные заведения, влечет туда чисто спортивный интерес? — с гневной отповедью обрушился я на оракула духовности. — Да знаешь ли ты, откуда произошел свободный человек?… где принимали свое первое боевое крещение провозвестники будущей либеральной демократии?» — «Где?» — уже без прежнего напора спросил он. «На либералиях — торжественных пирушках в честь покровителя винных застолий — бога Бахуса и его прекрасной супруги — богини Либеры». — «Нет-нет, ты меня неправильно понял, — быстренько сообразив, что здорово лопухнулся, попробовал он уже загладить свою вину перед супружеской четой Бахуса и Либеры. — Я вовсе не имел ничего против нравственного облика посетителей столь священного храма, которые самозабвенно приносят себя в жертву богам во имя обретения долгожданной свободы. Но всё ж таки, согласись, пригубить граммулечку духовного содержания — пожалуй, было бы не лишним».

Чуть поостыв, я подумал: «Ну до чего же я всё-таки не гибкий человек! К чему уж тут-то рогом упираться? Ведь просят у меня всего-то ничего — какую-то граммулечку духовного содержания, ну так налей ты ему эту малость. В конце концов, ты же не у себя на продуктовом рынке в Кузьминках торгуешься, ты же как-никак в Риме, надо быть щедрее, надо бы и соответствовать».

И только тут я действительно сообразил, что и впрямь нахожусь в Риме, — на последней остановке, после которой открывался прямой путь домой. Раньше эта мысль на ум мне почему-то не приходила. Видимо, сказывался мой недостаточный риэлторский опыт, в самый раз сгодившийся бы сейчас для того, чтобы воспользоваться им в качестве средства психотерапевтического самовнушения. Так вот, не обладая достаточным навыком общения с клиентом, я, понятное дело, и себя не мог уговорить сдержаннее относиться к переполнявшей меня радости скорого свидания с дражайшей Отчизной. И даже такое знаменательное событие, как пребывание в Риме, которое, прямо скажу, случается со мной далеко не каждый день, я воспринимал как не вполне удачную шутку судьбы, вздумавшей посмеяться надо мной и потому избравшей Рим именно тем местом, где до меня с особой пронзительностью дойдет смысл ее слов, произносимых с жестким итальянским прононсом: «Finita la commedia», a чтобы я понапрасну не дергался — в правильном ли направлении пролегает мой путь к финалу праздничного представления? — она предусмотрительно еще и добавит по-русски: «Все дороги ведут в Рим».

Вот и настал заключительный акт — последний день праздника в той сказочной череде волнующих событий, в которой искрометные впечатления прожитого буквально меркнут перед вечностью предстоящего, и Рим — этот «вечный город» — служил мне всего лишь короткой передышкой на пути к подлинной, безыскусной бесконечности, где, как в бездонной пропасти, бесследно исчезает сладостная легкость бытия.

В старом Риме, куда ни ступи, всюду утыкаешься в вечность, но эта вечность представала в моем угнетенном сознании как не только не имеющая ни начала ни конца, но и вообще не имеющая прямого касательства к Риму. Во что бы я ни упирался взглядом, я видел не только то, что было перед ним, но даже то, чего перед ним не было. Под лучами теплого октябрьского солнца передо мной расстилалась площадь Св. Петра, в грандиозном раздолье которой мне мерещились неохватные взору российские просторы, должно быть, укутанные в эту пору плотной завесой низких серых облаков, моросящих унылыми беспрерывными дождями, на смену которым уже подступала первая студеная поземка. В неисчерпаемости струй и шикарном великолепии фонтана Треви, служившего для римской пацанвы не выдуманной, а настоящей страной Эльдорадо, мне чудились обесточенные фонтаны в центре Москвы и ее обшарпанные малодоходные паперти, при виде которых немела мысль у всякого обездоленного человека, отчего он уже вынужден был спускаться в душные катакомбы метро и там ловить для себя миг удачи. В многовековой тишине развалин Колизея до меня доносился пятидесятитысячный рев толпы, жаждущей хлеба и зрелищ, под взглядом которой оспаривали свое право на жизнь гладиаторы, чей неукротимый дух еще долго носило по просторам Вселенной в поисках надежной обители, прежде чем он нашел для себя достойное пристанище, вселившись в телесную оболочку спартаковского богатыря, столь ярко проявляющего свой необузданный норов в лице моего соседа с девятого этажа — Юрца. И чем зорче я всматривался в достопримечательности Рима, в лица его горожан, кропотливо стараясь проникнуться духом этой малознакомой мне страны, тем зримее я ощущал невозможность охватить взором бескрайние дали собственной Родины, постичь ее оберегаемую веками мистическую тайну. «Русь!..уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»

— Мирыч, — обратился я к спутнице моей жизни, — в знак глубочайшего почтения перед литературным талантом певца земли русской нет ли у тебя непреодолимой потребности, наполненной глубоким духовным содержанием, посетить ту самую остерию на Piazza di Spagna, где сей славный муж дописывал свои «Мертвые души»?

— Да, такая духовная потребность у меня есть, — не скрывая восторженных чувств, отвечала Мирыч. — Она вообще меня не покидала с тех самых пор, как два часа назад мы с аппетитом доели последний бутерброд из нашего сухого пайка.

Ответ Мирыча меня нисколько не удивил. Мне и прежде не раз доводилось убеждаться в том, насколько согласованно проявляются в нас духовные потребности. Только в таком завидном соответствии духовных потребностей мог крепнуть и процветать наш нерушимый семейный союз. И даже если порой в долгие вечера безликой московской сырости и непродолжительные периоды изнуряющего безветрия пламя его костра угрожающе угасало, то в очередном порыве общности духовных устремлений оно вновь ярко вспыхивало, озаряя, подобно лунной дорожке в ночи, путь к святилищу, где усталые паломники могли преклонить колени и утолить свой неистощимый духовный голод.

— Ну что, развернем тогда знамена духовности и, не мешкая, направимся в Мекку! — с воодушевлением воскликнул я.

— А как же майка Деяна Савичевича? — с нескрываемым трепетом спросила Мирыч.

И поскольку этот столь неожиданный вопрос, наверняка, показался вам не вполне уместным, возможно, даже бросающим тень подозрений на ее психическое здоровье, я с развернутым знаменем тут же спешу Мирычу на помощь, чтобы отвести от нее эти злокозненные наговоры и прояснить ситуацию.