Читать книгу "Космический психолог - Джеймс Уайт"

Как вы видите, здесь имеется два четких вида кристаллов...

Первый вид представлял собой маленькие, приземистые, почти бесцветные кристаллические цветы, почти незаметные на верхушках – рецепторах стебельков. Другие цветы были крупные, бордовые, они висели на концах стебельков подобно крошечным изуродованным кочанам краснокочанной капусты. У О'Мары не возникло сомнений в том, какие из цветов повинны в распространении психической инфекции в госпитале, а Конвей снова подтвердил его догадку.

– Судя по всему, телепатическими рецепторами являются более мелкие, менее развитые цветы, – продолжал Конвей, – а более крупные, разросшиеся в загрязненной токсинами жидкости со времени предыдущей операции, представляют собой передатчики, которые издают непрерывный телепатический крик – тот самый, из-за которого у нас и возникло столько хлопот. Эти цветы придется отделить от стебельков и удалить вместе с загрязненной жидкостью. Проклятие, да их тут уйма! Как у нас со временем? И как себя чувствует пациент?

– Вы работаете уже полчаса, – сообщил Приликла, бесшумно влетевший в операционную. – Прошлого моего визита вы не заметили, поскольку были слишком заняты. Зарегистрировав оптимальные уровни эмоционального излучения, я молча удалился.

– Полчаса? – недоверчиво переспросил Конвей. – Вот, оказывается, как быстро летит время, когда его проводишь за приятным занятием.

– Конвей! – резко произнес O'Mapa. – Вы сделали на редкость нетактичное замечание в присутствии пациента, пребывающего в полном сознании и скорее всего не способного понять человеческого сарказма.

– Нетактичное замечание? – встревоженно переспросил Конвей. – Я... уже подцепил эту инфекцию?

– Я так не думаю, друг Конвей, – вмешался Приликла. – Твое эмоциональное излучение, как и у всех здесь присутствующих, несколько искажено страхом, но этот страх носит диффузный характер и может быть вызван опасениями за самочувствие пациента. Друг Туннекис также ощущает сильный страх, но в данных обстоятельствах это вполне объяснимо. К тому же он всеми силами старается сдерживать свой страх.

– А сарказм я понимаю, – добавил Туннекис, – от кого бы он ни исходил, поэтому извинения излишни.

Операция шла медленно, утомительно и, казалось, бесконечно. Конвей осторожно орудовал микроинструментами, разрушая и отсоединяя от стебельков крупные бордовые цветы, которые только казались крупными из-за колоссального увеличения. Затем он удалял их вместе с жидкостью через тоненькую трубочку. O'Mapa, наблюдая за этим процессом, думал, что он напоминает работу не слишком исправного подводного пылесоса. Однако вместе с обломками кристаллов удалялись отмеренные дозы загрязненной токсинами жидкости, которую Торннастор тут же заменял чистой, в которой, как надеялись врачи, начнут расти новые кристаллы. Медленно, но верно содержание токсинов уменьшалось, и уже, похоже, несколько цветков обоих видов выросли и присоединились к голым стебелькам. Конвей обливался потом. Торннастор следил за движениями инструментов всеми четырьмя глазами. Приликла наведывался в операционную еще четыре раза, но прилетал и улетал без комментариев. Только при седьмом посещении он наконец подал голос:

– Бригада охранников находится на безопасном расстоянии, – сообщил он, ровно паря в дверном проеме. – Но они могут прибыть сюда через три минуты. Я должен напомнить вам о том, что вы пробыли в непосредственной близости от пациента уже почти два часа, и...

– Нет, черт побери! – не дал эмпату договорить Конвей. – Мы уже почти закончили. Я не стану прерывать операцию.

– Я тоже, – подхватил Торннастор.

– Общее эмоциональное излучение здесь... – начал было Приликла, но Конвей снова прервал его.

– Торннастор, – сказал он, – если наш друг-эмпат позовет тяжеловесов-охранников, вы сможете закрыть дверь своим могучим телом? Они ни за что не осмелятся напасть на Старшего диагноста госпиталя, даже если наш администратор даст им такой приказ. Договорились?

– Договорились, – без колебаний отозвался Торннастор.

– Ваш администратор, – решительно заявил O'Mapa, – прикажет им не совать сюда носа.

Конвей бросил на О'Мару, а затем на Приликлу озадаченный, но довольный взгляд и, прежде чем вернуться к прерванной работе, сказал:

– Прошу вас, выслушайте меня. Я здесь никого не боюсь, да и нигде, если на то пошло. И никакой у меня нет ксенофобии... – На миг в его голосе появилось сомнение. – ...если только не считать ее первыми симптомами то, что я только что сорвался и накричал на старого друга. Но с психикой у меня, похоже, все в порядке. Как себя чувствует пациент?

– Как себя чувствуешь ты, друг Конвей, я знаю точно, – сказал Приликла, – а друг Туннекис напуган, озадачен и очень смущен.

– Туннекис, – торопливо проговорил Конвей, – что происходит?

– Я не знаю, что происходит, – сердито отозвался Туннекис. – У меня в сознании мелькают картины и звуки. Они бессвязны, разобщены и... их не описать словами. Что... что вы только что со мной сделали?

– Сейчас не время объяснять – получится слишком долго, – ответил Конвей, – но я намерен продолжать делать с вами то же самое столько времени, сколько сумею. – Не вынимая рук из редукционных перчаток и не отрывая глаз от операционного экрана, он взволнованно проговорил:

– Реакция пациента не беспочвенна. Мы начинаем получать результаты.

– Друг Конвей, я тоже не знаю, что происходит, – отметил Приликла. – Судя по тем таблицам, которые мы разработали относительно связи между расстоянием от пациента и действием телепатического контагиона, у всех вас уже должны были появиться ярко выраженные изменения в эмоциональном излучении и поведении. Однако все выглядит иначе: за одним-единственным исключением, симптомы у вас минимальны. Я могу приписать это только тому, что вы являетесь носителями нескольких мнемограмм. Мнемограммы – записи прежних знаний и воспоминаний доноров, не подвержены ментальному влиянию в настоящем времени и потому способны служить неким якорем для вашего собственного сознания. Вы, диагносты, обладающие несколькими партнерами по разуму, сохраняете психическую устойчивость за счет мыслей и чувств доноров мнемограмм. Но это позволяет вам выиграть лишь немного времени. Сколько именно – сказать не могу, поскольку уже отмечаю у вас симптомы ментальной инфекции. Вам скоро придется уйти.

– А один из нас, – изрек Конвей, не отрывая глаз от операционного экрана, – не диагност. Администратор, ради вашей собственной ментальной безопасности вы должны немедленно покинуть операционную. Как только вы уйдете на безопасное расстояние, вы сможете вести беседу с пациентом по коммуникатору и следить за тем, чтобы сюда не ворвались охранники.

– Нет, – только и сказал О'Мара.

Приликла был единственным в госпитале, кто знал, что у О'Мары тоже есть партнерша по разуму – один-единственный ментальный якорь по имени Маррасарах, которая могла застраховать О'Мару от безумия, но могла и не справиться с этим. Но эмпат дал психологу клятву хранить молчание. О'Мара считал, что ему должно хватить разума одной волевой и уравновешенной кельгианки в качестве спасительного якоря. Он понимал, что эмпату видны его сомнения, но Приликла улетел, не сказав ни слова.