Читать книгу "Поверженные правители - Роберт Холдсток"

Впрочем, он мог преследовать и мать.

Исход я предпочел оставить тому «фатуму», что разыгрывал историю Ясона и его сына-быкоборца.

— Рубобост прав, — подтвердил я, и Ясон, передернув плечами, залез в лодку Медеи.

Дак с силой оттолкнул суденышко от берега. Ясон взялся за маленькое весло, а Нантосвельта уже уносила его по течению, в темноту и в Иной Мир.

Как только он скрылся, я подобрал деревяшку, содрал кору и прислонился к дереву, чтобы вырезать волшебный узор. Я уже много веков не занимался такими делами, и работа увлекла меня с головой. Должно быть, я впал в полудрему: половиной сознания следил, что делаю, а другой ушел в воспоминания.

В таком состоянии я и услышал Кимона, сползавшего с кручи, чтобы присесть рядом с Ниив. Женщина держалась от меня поодаль, не забывая присматриваться, хотя ее больше занимали собственные мысли.

— Что он делает? — услышал я голос сына правителя. — Что он делает там внизу, Ниив?

— Вырезает на куске дерева.

— Зачем?

— У меня такое чувство, — помедлив, ответила Ниив, — что, когда он закончит резьбу, мы все… уйдем на запад.

Они помолчали. Потом Кимон проговорил:

— Хорошо. В другую сторону я бы и не пошел. А когда я окажусь там…

Он впал в мрачную задумчивость.

— Когда окажешься там?.. — напомнила о себе северянка.

— Что бы я ни нашел в том мире, я верну его себе.

— А тот мир не удивится тебе? — насмешливо спросила девушка.

— Он знает о моем приходе.

Кимон спустился к самой воде, его лунная тень упала на меня. Я посмотрел на него и встретил его твердый взгляд. Лицо стало жестче — или то была игра света?

— Ты наяву? Или ушел в грезу?

— Я не сплю.

Его взгляд не дрогнул.

— Отец однажды сказал мне, что мужчина не станет вождем, если не научился принимать поражение в мальчишестве. Теперь я понимаю, что он хотел сказать. Самолюбие, закаленное гневом, ребяческая дерзость и ревность к победителю в играх создают сильного правителя и слабую страну. Самолюбие следует закалять разумом. Пониманием, которое приходит только с годами.

— Стало быть, ты узнал, что тебе, такому как ты сейчас, не стать великим вождем.

— Я лишь человек в тени великих правителей. Среди великих людей. Об остальном не мне судить.

— Ты видел сон? Видение?

— Я размышлял. Не более того. Видения поручаю тебе. И таким, как ты. Но не открывай мне видение моей будущей жизни… и Мунды тоже.

— Я не фатум, чтобы представлять вашу жизнь, разыгрывать ваши будущие деяния. Я думал, ты это знаешь.

Он покачал головой:

— Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками, Мерлин. Наверно, так и должно быть, если человек играет со Временем. Тоже слова отца. Удачи тебе. Но все это теперь — пустое. Мы с отцом решили пересечь реку порознь. Осколками разбитого целого. И мой лучший друг Колку тоже не со мной. Но он помогает мне вернуть мои владения. Все мы скованы одной цепью. И самое главное, моя бабушка и мать еще лежат в той земле. Ты знаешь, что над могилой моей бабушки кружит сова?

— Да, знаю.

— И что бык поднялся из земли, чтобы защитить мою мать?

— Да, знаю.

— Мудрость и сила. Даже мертвые, они заставят с собой считаться.

— Таковы все матери.

— Ты смеешься надо мной!

— Нет. Вовсе нет.

— Я говорю как дитя. Очевидные вещи.

— Не всегда очевидные, уверяю тебя, даже для умирающих. Не советовал ли тебе еще отец мыслить ясно, слушать со вниманием и никогда не действовать поспешно?

— Может, и советовал. Не помню. Кроме последнего, насчет поспешности. Он сказал так: «Всегда есть время действовать с яростью, но если ты в ярости, то действовать не время».

Я бросил покрытую чарами палочку в реку и посмотрел, как она уплывает в ночь.

— Мне знакомы эти слова. Другой мужчина, другой царь некогда сказал их своему сыну. Хотя твой отец не мог его знать.

— Кто он был?

— Его звали Одиссей. Грек из времен Ясона. Слышал о таком?

Подумав минуту, Кимон подтвердил:

— Он боролся с морями после победы в битве за Трою. Теперь я вспомнил. Изобретательный человек. Он сделал из дерева боевого коня. Вывел его под стены крепости и так сокрушил их. А потом заявил, что люди равны богам. Он был наказан за дерзость. Море похитило его и сделало своим рабом на всю жизнь. В море был гневный бог. Но в конце концов он из жалости позволил Одиссею провести один лунный круг с женой, прежде чем вернуться в море. Так рассказывал мне Катабах.

Что я мог добавить к старинному преданию, что мог сказать этому гордому мальчику? Стоило ли вдохновлять его повестью о том, как Одиссей за дарованный ему краткий срок отвоевал свой дом? О хладнокровном, расчетливом убийстве соперников, слетевшихся в его отсутствие, как мухи на мед, чтобы соблазнять Пенелопу, вечно горюющую жену? Один лунный круг с женой, когда вся жизнь потеряна…

Он даже не знал, что уже мертв, когда Посейдон — бог-похититель — дал ему тот короткий отпуск. Любовь превосходит смерть. И жена его уже умирала, когда он возвратился на месяц. Думаю, они снова встретились в царстве Аида.

Но за время, проведенное дома, он очистил страну от самозванцев, вдохновил сына стать великим правителем и вернул румянец бледным щекам женщины, считавшей себя покинутой. Так много достигнуто за считаные дни.

Как могла его история повлиять на созревающий ум? Честолюбие, умеряемое осторожностью, широко открытые глаза, горячее сердце, звучащие в ушах слова, которые Кимон теперь, становясь мужчиной, готов был услышать? Молодой человек с орлиной душой, готовый постигнуть идею самообуздания.

Я не знаю, что творилось с Кимоном после того, как мы оставили Крит. Но он стал думать о Мунде по-иному. И второй раз за вечер я воздержался от слов, потому что не знал своей роли в представлении.

Кимон отошел, а Ниив проскользнула ко мне, поднырнула под мой плащ и затихла в ожидании. Пальцы, переплетенные с моими, остыли. Она дрожала. Думаю, мы спали.

Мы проснулись с первым светом, осыпанные росой, над рекой, скрытой густым туманом. Совсем рядом поднималась из воды корма Арго, киль с разгона пробороздил прибрежный ил. Но корабль мягко и бережно коснулся берега, молча замер перед нами, развернутый невидимой рукой. Высокий нос увешан водорослями, обшивка поскрипывает, раскосые глаза над килем — лазурные глаза в алой кайме — хитро посматривают на нас. Осторожно подкравшись, чтобы разбудить нас, Арго накренился и вздохнул, возвышаясь над нами, проливая холодные слезы, умывшие нас свежей водой. Кимон скатился с гребня.